Заметив мою головку, в изумлении возникшую над спинкой кресла, папа серьезно пояснил моментально просекшему ситуацию офицеру: «Ж-Жо-осткая была ситуация на фронте». И оба заулыбались.
Георгий Николаевич даже привстал от волнения: «Услышь я раньше, я бы это в “Генерала” вставил!» – сказал он неожиданно взволнованно. Он дважды произнес: «Только мертвым… Героя – только мертвым…» – и повторил пушкинское: «Они любить умеют только мертвых».
Разогретый моими воспоминаниями и водкой, Владимов много рассказал нам об обысках и преследованиях КГБ, о нападении на Наташу и ее смелости. И как он спросил следователя, допрашивавшего его в КГБ и курировавшего добровольно-принудительный отъезд в эмиграцию: «А вам не обидно, что русский писатель уезжает, покидает свою родину?» – на что тот ответил: «Не-ет! Писателей у нас много…» Арнольд рассудительно заметил: «У них было много писателей, они писали доносы». Мы засиделись допоздна, и в тот вечер наше доброе знакомство переросло в сердечную дружбу.
Мы гуляли с Георгием Николаевичем по лондонским паркам. Когда я привела его в «Сад роз королевы Марии», сказав, что это самое райское место на земле, он скептически заметил:
Я повела его в «Коллекцию Уоллеса», где хранится не только прекрасное собрание картин, но есть также залы рыцарских доспехов и удивительной красоты оружия, инкрустированного золотом, серебром, драгоценными и полудрагоценными камнями и перламутром. Георгий Николаевич так заинтересовался, что до картин мы не дошли. Он просил меня переводить все надписи, подробно объясняя мне применение ручного и принципы работы огнестрельного оружия разных времен, систем и калибров. Он знал удивительно много и прекрасно соображал, как и что работает. Через три часа я, слегка одуревшая, вышла из музея с головой, переполненной абсолютно лишними для меня сведениями.