Она сдержала обещание: через месяц сообщила, что записную книжку продала дама из Бержерака, которая передала ее вместе с другими предметами аукционисту. Мишель также выяснила точную дату аукциона в Сарла: 24 мая 2013 года.

Чтобы побольше разузнать, она предложила мне связаться с аукционистом. Но это оказалось не так-то просто: то он был в отпуске, то очень занят. И вот наконец, явно не испытывая интереса к истории записной книжки, он ответил: «Я плохо знаю эту пару продавцов, к тому же они недавно переехали и живут довольно далеко отсюда. Мне представляется, что у них отсутствует связь с владельцами этих записных книжек. Либо они не хотят об этом слышать».

Он и сам, по всей видимости, «не хотел об этом слышать». В нескольких словах, а затем в двух или трех разговорах он постарался заблокировать мне доступ к бывшим владельцам.

Чтобы умаслить его, я рассказала о том, что мой отец тоже был аукционистом. Я даже не солгала! В детстве я проводила целые дни, играя среди мебели из формики и провансальских шкафов, открывая заржавевшие сундуки и выдвигая скрипучие ящики. Я всегда надеялась найти спрятанное сокровище, затерявшееся среди старых альбомов, карманных часов на цепочках и ключей или под стопками все еще крахмальных простыней. Я помню этот немного едкий запах пыли, облачка желтых опилок из изъеденного червями дерева. Мне доводилось слышать о «заброшенных поместьях», и меня огорчала судьба людей, что умирали в одиночестве и чья распроданная мебель разъезжалась субботним утром на все четыре стороны. Я помню лоты по одному, по пять франков, моего отца, который как будто играл с молоточком, выкрикивая «продано!», и покупателей, которые ликовали, выиграв аукцион. Один из друзей отца называл аукционы «казино бедняков».

Потому-то я и настаивала в беседах с аукционистом из Сарла. Я заверяла, что знаю его профессию… понимаю его этику… я сочувствую, я сожалею… Но он был все так же несговорчив. Невозможно было вырвать у него новый адрес продавцов или хотя бы узнать, какие еще предметы они передали ему на продажу. Он лишь согласился переслать им письмо, на которое они так и не ответили. И сам перестал отвечать на мои письма.

«Это деликатная просьба, и юридически я не имею права ее удовлетворить, не накликав на себя неприятности».

Юридически он был прав. Мой отец это подтвердил: «Имена продавцов – конфиденциальная информация». Кажется, это был один из последних наших серьезных разговоров… Правда, отец счел нелепым делать тайну из происхождения такой скромной вещицы. Уж он-то был бы посговорчивее. Потом заключил, улыбаясь: «Все-таки это не какой-нибудь Пикассо, эта твоя вещица!» А вдруг?.. Я проверила: увы, между почерком из записной книжки и почерком Пикассо не было ничего общего.