С Адамовичем у Ходасевича разгорелась целая дискуссия о романе Екатерины Бакуниной “Тело”[726]. Обозреватель “Последних новостей” признает, что роман (автобиографический и весьма откровенный) “до крайности неровен”: “Попадаются страницы ужасающие. ‹…› Нет ничего тягостнее эротики, которую пытаются украсить картинными и аляповатыми сравнениями, пышными образами и прочей дребеденью, рассчитанной на то, чтобы создать впечатление какой-то доморощенной «Песни песней»”. Но – “есть строки незабываемые ‹…› будто безошибочно найденные в каком-то лунатическом вдохновении, полностью заменившем мастерство и вкус”. А главное – глубокая искренность женщины, которая “перебирает в своем воображении все, чем жизнь ей платит за всепоглощающее, страстное, душевно-телесное влечение к ней”[727]. А вот – лишь один абзац из ответной статьи Ходасевича:
Обыденности своей сексуальной истории эта героиня отнюдь не осознает, в то время как обыденностью своего быта томится до чрезвычайности. Между тем эта обыденность, данная автором как бытовой фон, составляет в действительности самую интересную и даже единственно интересную строну книги. ‹…› Страницы, посвященные хождению на рынок, стирке белья и приготовления пищи, выходят у нее несравненно содержательнее, чем страницы, посвященные теме любви. ‹…› Тут ей суждены даже некоторые озарения. Ее мысль о необходимости делать полы на кухне несколько покатыми, чтобы вода при мытье стекала – чрезвычайно удачна[728].
Обыденности своей сексуальной истории эта героиня отнюдь не осознает, в то время как обыденностью своего быта томится до чрезвычайности. Между тем эта обыденность, данная автором как бытовой фон, составляет в действительности самую интересную и даже единственно интересную строну книги. ‹…› Страницы, посвященные хождению на рынок, стирке белья и приготовления пищи, выходят у нее несравненно содержательнее, чем страницы, посвященные теме любви. ‹…› Тут ей суждены даже некоторые озарения. Ее мысль о необходимости делать полы на кухне несколько покатыми, чтобы вода при мытье стекала – чрезвычайно удачна[728].
Не меньшую язвительность, чем “душевно-телесные” переживания героини Бакуниной, вызывают у Ходасевича мистические искания другой дамы, Татьяны Манухиной[729], написавшей и опубликовавшей под псевдонимом Т. Таманин роман “Отечество”. Однако критические стрелы его направлены прежде всего против Гиппиус, которая “расточает всевозможные похвалы” автору художественно беспомощной книги, ибо пронизывающая ее тенденция “как нельзя лучше совпадает с религиозными и политическими воззрениями самого критика”. По мнению Ходасевича, с таким подходом к литературе вполне гармонирует “ужасающая тенденциозность собственных писаний” Антона Крайнего. Тон полемики – свидетельство безнадежно испорченных личных отношений, хотя формального разрыва не было: Владислав Фелицианович и Зинаида Николаевна продолжали здороваться и при встречах “болтали дружески”. Ходасевич готов был многое держать в себе. Но неугомонная Гиппиус подливала масла в огонь, обвиняя всех своих конкурентов – Ходасевича, Адамовича, Бема – в неискренности и сговоре, жалуясь на редакторов, якобы лишающих ее “свободы высказывания”, втягивая других критиков в бесконечные выяснения отношений, неизбежно провоцирующие резкости.