В следующей книжке появился очерк Ходасевича «Брюсов», который даже Айхенвальд посчитал «морально неприемлемым»: «На недавно закрывшуюся могилу поэта другой поэт, близкий к нему при жизни, возложил венок из крапивы и чертополоха»{24}. В пражской «Воле России» (там же появился «Герой труда» Цветаевой) Сергей Постников указал на контраст двух текстов в «Современных записках», но в его позднейшем (7 мая 1942) письме к Иванову-Разумнику события описаны более резко: «Я написал, что Ходасевич, будучи интимно связан с Брюсовым, в свежую могилу его забил осиновый кол. Он страшно обиделся на меня, прекратил переписку и при разговоре с общими знакомыми заявил, что больше меня не знает»{25}.
Игорь Северянин, которого в «Одержимом» зло задела Гиппиус, 16 октября 1924 года написал горькое стихотворение «На смерть Валерия Брюсова»:
Напечатать эти стихи тогда оказалось невозможно ни в России, ни за ее пределами.
Уход Брюсова не осталася незамеченным в Европе, хотя его затмила кончина Анатоля Франса. Сообщения о смерти Валерия Яковлевича, полученные из Москвы по телеграфу и по радио, появлялись в газетах, начиная с 10 октября{26}. Информация из советских источников перепечатывалась без проверки: например, ошибка «Известий», назвавших сборники «Русские символисты»… «Русскими самоцветами»{27}, попала во французские, шведские и финские газеты{28}. Одни цитировали известия из «Известий» дословно, другие расставляли свои акценты. Некоторые пытались сказать собственное слово о покойном поэте, как правые «Народни листы» в Праге и левый «Роботник» в Варшаве{29}.
Думаю, Брюсову пришлись бы по душе слова академика Марра, выбитые на надгробии ученого в Александро-Невской лавре: «Человек, умирая индивидуально соматической смертью, не умирает общественно, переливаясь своим поведением и творчеством в живое окружение, общественность. Он продолжает жить в тех, кто остается в живых, если жил при жизни, не был мертв. И коллектив живой воскрешает мертвых».
Примечания
Примечания
Тексты Брюсова цит. без ссылок по следующим изданиям: стихотворения —