С Суслихой я 1-й раз встретился в доме моей ученицы Ал. Мих. Щегловой (мне 17, Щегловой 20–23, Сусл. 37): вся в черном, без воротничков и рукавчиков (траур по брате[240]), со «следами былой» (замечательной) красоты – она была «русская легитимистка», ждавшая торжества Бурбонов во Франции (там она оставила лучших своих друзей – в России у нее не было никого), а в России любила только аристократическое, «традиции» и трон. Я же был социалистишко… И… потянулся, весь потянулся к «осколку разбитой фарфоровой вазы» среди мещанства учителишек (брат учитель) и вообще «нашего быта». Острым взглядом «опытной кокетки» она поняла, что «ушибла» меня, – говорила холодно, спокойно. И, словом, вся – «Екатерина Медичи». На Катьку Медичи она в самом деле б[ыла] похожа. Равнодушно бы она совершила преступление, убивала бы – слишком равнодушно, «стреляла бы гугенотов из окна» в Варфоломеевскую ночь – прямо с азартом. Говоря проще, Суслиха действительно была великолепна, и я знаю, что люди (одна – друг-жидовка, Гаркави урожденная, Анна Осиповна, лет на 15–20 старше ее) были «совершенно покорены», пленены. Еще такой русской – я не видал. Она была по стилю души совершенно не русская[241], а если русская – то раскольница, «поморского согласия» или еще лучше – «хлыстовская богородица».

Умна она была средне; не выдающееся; но все заливал стиль. Младшая сестра (известный врач-ученый Суслова) умоляла ее помириться; но она (зависть) при всяком ее въезде в дом родителей – вылезала с подушкой и одеялом из окна в сад, прокрадывалась на улицу и уходила ночевать к знакомым. И сестра (врач), видя, что она выгоняет старшую сестру из дому, мало-помалу перестала ездить к родителям.

Родители – чудные: старик-отец – весь «добро», мать – «мудрая». Я их любил, очень. С сестрой познакомился у умирающей тещи.

С Достоевским она «жила».

– Почему же вы разошлись, А[поллинария] Прок[офьевна]? (я).

– Потому что он не хотел развестись с своей женой чахоточной, «так как она умирает» (в Ташкенте).

– Так ведь она умирала? (я).

– Да. Умирала. Через ½ года умерла. Но я уже его разлюбила.

– Почему «разлюбили»? (я).

– П[отому] ч[то] он не хотел развестись.

Молчу.

– Я же ему отдалась любя, не спрашивая, не рассчитывая. И он должен был так же поступить. Он не поступил, и я его кинула.

Это ее стиль. Разговор этот у меня с нею был и почти буквален. Тезисы, во всяком случае, эти самые.

Мы с нею «сошлись» тоже до брака. Обнимались, целовались, – она меня впускала в окно (1-й этаж) летом и раз прошептала:

– Обними меня без тряпок.