По рассказам отца, в первые годы совместной жизни с Сусловой он находился под ее сильным влиянием. Она перевела его интерес с естественных наук на литературу. В это время, кажется, Василий Васильевич сделал впервые перевод Аристотелевой «Метафизики» с латинского на русский, а с греческого перевел на латинский эту же вещь преподаватель Первов. Об этом, уже гораздо позднее, в наше время, упоминалось в прессе как о первом и труднейшем переводе Аристотелевой «Метафизики». Он сделан был Первовым и отцом раньше, чем была написана его книга «О понимании».
Но хотя жизнь моя была мучительна, для соседей и знакомых – позорна, но таков мистицизм брака, – что я был болезненно привязан к жене, вечно боясь, что в своих взбалмошных выходках она что-нибудь над собой сделает, напр., покусится на жизнь, чем (теперь понимаю) она и пугала меня, не явно, но косвенно (напр.: «Кто меня не знает, подумает, что мне остается теперь броситься под поезд: но я этого не сделаю», – раз сказала она не столько мне, сколько в моем присутствии, а я подумал: «Вот что у нее на уме»). Отъезд ее на 5 месяцев погрузил меня в страшное горе; письма все остались без ответа, поездка в Орел моя – безуспешна (не приняла), пока в силу малейшей нужды в деньгах (она имела от родителей умеренные) она не попросила у меня, я выслал, приехал – и примирение произошло. Это было на 2-й или 3-й год брака; но затем пламенное примирение сменялось равнодушием, равнодушие переходило в ссоры, миры становились короче, ссоры – длиннее, и уже быстро ничего не осталось от горячо, с величайшими надеждами заключенного брака, кроме буквально позора, вечной испуганности моей (все за ее жизнь) и какой-то лютой, без малого кровавой, ее ожесточенности. Все ее письма ко мне, которые я прятал за корешки переплетов, в далекие места, она, бывало, ищет ночью: а наутро я вижу всю комнату усеянною клочками их. Все она старалась сделать, чтобы показать мне месть, презрение. Любви не оставалось уже ни капли, а только страх.
Детей у нас никогда не было; и меня, как семьянина, всегда огорчало, что она выражала удовольствие по поводу этой бездетности, происходившей от ее женской болезни. Ее характер, нервный и бурный, несколько психологический, имел некоторую [причину] – долго объяснять – в этой болезни… (хроническая опухоль яичников), хотя сама по себе она не представляла опасности для здоровья и жизни.