Но если так недружелюбно были встречены первые настойчивые шаги пионерки-женщины, то совсем иначе провожали ее после завоевания своих прав. На защиту диссертации Сусловой образовался как бы особый съезд профессуры: Германия, Франция и Италия прислали своих ученых присутствовать на первом смелом публичном, оказавшемся блестящим, выступлении русской женщины. В этот день Надежда Прокофьевна, помимо официального диплома, получила от съезда лавровый венок с лентами и надписью: «Первой в России женщине – доктору медицины». И надпись эту она бережно хранила до последних дней своей жизни.

Вскоре после этого Суслова вышла замуж за профессора Эрисмана и уехала для новой, большой и продолжительной работы в Россию. Но не повезло на первых порах молодой жене. За неодобрительные печатные отзывы о России в заграничной прессе Эрисман был выслан из ее пределов, а первая женщина-врач подверглась новым подозрениям и притеснениям пресловутого III Отделения. Разбросанные в разные государства супруги вскоре развелись, и Суслова-Эрисман вторично вышла замуж за профессора Голубева.

Блестящее имя и знания создали в Петербурге для Надежды Прокофьевны громадную практику, еще более увеличившуюся после совместной работы с профессором Боткиным. Больных на ее прием привозили даже из самых отдаленных провинциальных углов. Но ни блестящие достижения женщины, ни общественно-высокое мнение не ценились властью того времени. Голубева была на счету «политически неблагонадежных», ее личные знакомства проверялись официальными запросами, а письма к отцу доставлялись часто в распечатанном виде. Да и не без причин, очевидно, волновалась и заботилась власть об убеждениях первой женщины-врача. Моя мать, жившая в то время в петербургском доме Сусловых, в бытность десятилетней девочкой невольно присутствовала на их семейном собрании в день отправления в Сибирь «бунтаря» Чернышевского. Сдержанная и, как я уже сказал, несколько суровая на вид Надежда Прокофьевна вместе с окружавшими ее близкими людьми нервно и по-детски плакала. Это особенно понятно потому, что Чернышевский был в большой дружбе с семьей Сусловых, не допущенных к личному прощанию с осужденным. Глубоко скрытых симпатий и мыслей не могла затаить в себе даже такая твердая натура, какой рисовалась и была Надежда Прокофьевна.

Аполлинария Прокофьевна любила свою сестру особым, своеобычным чувством. Она со свойственным ей прямодушием бранила ее за каждый самый незначительный промах или шаг и осуждала быстро устроившееся от врачебной практики материальное благополучие. Поэтому отношения сестер были добрыми и искренними, но несколько холодными. Первые годы медицинской практики Надежды Сусловой совпали с временем особенно прочной дружеской связи Аполлинарии с писателем Ф. М. Достоевским и порывистого восприятия идей Герцена, к последнему она совершала несколько поездок за границу и безбоязненно окружила себя его последователями и ценителями. Если Надежда проводила все свободные часы в кругу профессуры, обмениваясь лишь частыми посещениями с сестрой, то Аполлинария горела смелым огнем «Колокола» и целиком отдавалась народовольческим идеям. Убеждения сближали сестер, но пути расходились. Любя, уважая друг друга, имея общие взгляды, они все же жили отдельными уголками личного существования. Большая часть переписки сестер Сусловых носит именно такой характер. Надежда мягко и со свойственной ей глубиной мысли спокойно дает советы Аполлинарии. Аполлинария нервно отвечает ей, пытается возражать, но чутко прислушивается к голосу сестры. Ее знакомство с Ф. М. Достоевским, дружба и отношения с ним ломают всю жизнь красивой и энергичной натуры. Сначала увлекаясь, а потом любя Ф. М., она создает в нем свой идеал высокого и прекрасного человека. Расставаясь с ним, она уходит с обиженным самолюбием женщины, искренне разочарованной в ярких жизненных красках. С уходом от Достоевского она теряет веру в людей, и с этим чувством она не расстается до последних дней своей жизни. Даже в преклонном возрасте я неизменно замечал в ней эту черту. Говоря хорошо об общих знакомых, отмечая какие-либо высокие их качества, она всегда делала оговорку о том, что человеческую натуру близко узнать, а тем более угадать почти невозможно. Переживая большую личную драму, Аполлинария Прокофьевна решается встать на новый путь возможного устройства личной жизни. В Нижнем Новгороде она знакомится с преподавателем русской словесности, впоследствии «нововременским» журналистом и философом В. В. Розановым, и принимает его предложение о замужестве. Но брак этот не сулит Сусловой душевного отдыха и счастья. Спокойно-созерцательная натура Василия Васильевича противоположна подвижной, духовно неудовлетворенной натуре жены, и брак этот расстраивается. Для Сусловой начинается новая полоса исканий, увлечений и порывов. После неудачной попытки открыть в Ивано-Вознесенске женскую гимназию, запрещенную впоследствии и ликвидированную полицией, Аполлинария Прокофьевна встречается и быстро дружится с гр. Салиас, известной под псевдонимом писательницы Евгении Тур, о которой я упоминал уже вначале[289]. Целый ряд лет она путешествует вместе с ней за границей и наконец возвращается для короткой передышки в отцовский дом Нижнего Новгорода. Начинает сказываться особое одиночество натуры. И, по совету своего нового друга, она берет на воспитание заброшенную сироту, отчество и фамилию которой я, к сожалению, не помню и которую все мы знали под именем «Саши». С этим временем совпадает путешествие А. П. Розановой в Палестину, о котором ведется дневник, изданный впоследствии с большими авторскими сокращениями, в виде небольшой брошюры[290]. Почти в этот период умирает овдовевший, разбитый параличом Прокофий Григорьевич Суслов. Но судьба Аполлинарии Прокофьевне сулит остаться в жизни еще более одиноким человеком. Через несколько лет приехавшая к нам для дачного отдыха в село Черное Нижегородской губ. воспитанница ее Саша, оказавшаяся необычайно добрым, мягким и преданным своей покровительнице человеком, тонет во время купания в Оке. Живо воскрешаю перед глазами этот момент, когда о несчастье в ранние утренние часы приехал я с моим покойным отцом П. П. Ивановым предупредить тетку о случившемся.