В семидесятых годах того же столетия, в уездном городе Асбедяни у судебного следователя Василия Прокофьевича Суслова был произведен охранным отделением обыск, причем изъятой оказалась вся фамильная переписка, фотографии, записи и дневники, носившие характер личных мемуаров. Обыск был совершен ввиду приезда к Суслову на временное жительство родной сестры Аполлинарии, известной своими связями с Герценом, Достоевским и группой Чернышевского. В этот день, опечатанные и тщательно запакованные, исчезли на продолжительное время в громадах полицейских архивов многочисленные письма Ф. М. Достоевского, на протяжении ряда лет аккуратно направлявшиеся Аполлинарии Прокофьевне Сусловой, ее личный дневник и несколько редких, представляющих исключительный интерес для момента автографов Герцена[286].

Это краткое изложение событий достаточно ярко обрисовывает двух сестер – передовых русских женщин, которым посвящены настоящие воспоминания.

Отец Надежды и Аполлинарии – Прокофий Григорьевич Суслов, ветлужский, выкупившийся на волю крестьянин. С первых дней получения личных прав он посвятил себя исключительной для того времени деятельности: введению процессов и «хождений» по защите крестьянских земельных интересов. В то время впервые начинали раздаваться голоса, признававшие за крестьянством некоторые, весьма ограниченные, права и необходимость разработки особых, обеспечивающих крепостных, законов. К. числу таких ревностных строителей новых форм подневольного быта принадлежал и Суслов, не расстававшийся с этим делом даже во время последующей тридцатилетней службы в должности управляющего имениями графа Шереметева, в том числе существующим «Останкино». С этой должности Суслов впоследствии был уволен за составление ряда прошений и жалоб от крестьян на своевольного, капризного и обидчивого графа. Увольнения эти сопровождались строгим полицейским надзором, лишением права проживать в столицах и необходимостью выехать для постоянного пребывания в глухую провинцию.

Я помню Григория Прокофьевича с детского возраста, когда он вынужденно поселился в Нижнем Новгороде (в то время городе довольно глухом, с отпечатком старого бытового уклада). Моя мать – А. А. Иванова, дочь родного его брата, воспитанная в старом Петербурге в кругу Надежды и Аполлинарии Сусловых, ныне, несмотря на свои семьдесят шесть лет, живо перебирающая в памяти впечатления прошлого, пользовалась особой любовью старика Суслова. Редкий день мы не обменивались посещениями. Высокий, плотный, с лицом, слегка рябоватым, небольшой седой бородой, он запечатлелся в моей памяти как человек исключительной доброты, прямой, честный, пользовавшийся большим расположением окружающих. Из детей при старике жили двое: дочь Аполлинария – в маленьком соседнем двухэтажном особнячке, и, на отдельной квартире, сын Василий, занимавшийся адвокатурой. Надежда Прокофьевна, получившая звание доктора медицины, практиковала в это время в Петербурге.