Не успел император Александр начать переговоры, как тут же натолкнулся на решительный протест не только Великобритании и Австрии, но и Франции, которая устами Талейрана по целому ряду пунктов возразила русскому императору, а он-то все еще чувствовал себя победителем Наполеона. Только год тому назад Талейран казался смиренным просителем, а сейчас он стал не только равноправным партнером, но успел занять почетное место за столом переговоров. Он предал Наполеона, принял сторону Бурбонов, а вскоре сенат утвердил Талейрана в качестве центрального лица происходящей реставрации. Получив назначение министра иностранных дел Франции, Талейран развернул бурную деятельность, написав требовательные письма ко всем заинтересованным лицам. 23 сентября 1814 года Талейран в качестве уполномоченного Франции прибыл на Венский конгресс. Остановился в доме крупного политического деятеля Австрийской империи Кауница, отведенного для французского дипломатического корпуса. А в ходе конгресса, как свидетельствуют источники, ему удалось не только противостоять России, Пруссии, Австрии и Великобритании, но, ведя сложнейшую и тончайшую сеть интриг, направленных к тому, чтобы столкнуть интересы одних против других, перессорить их друг с другом. С середины сентября 1814 до начала января 1815 года Талейран вел себя как представитель не побежденной страны, а как представитель победившей Франции. Уже до него начались заседания, был создан комитет, составлен протокол заседаний. Но опередить Талейрана еще никому не удавалось. В Государственной канцелярии Талейран встретил лорда Касльри, князя Гарденберга, Гумбольдта, Нессельроде, Лабрадора, Меттерниха. Протокол предыдущих заседаний лежал на столе перед секретарем заседаний Генцем. Герцог Меттерних открыл первое заседание. Выступивший затем князь Гарденберг, поддержав герцога Меттерниха, добавил, что ради упрочения мира нужно свято соблюдать обязательства, достигнутые в ходе войны, таково намерение союзных держав. При словах «союзных держав» Талейран взволнованно вздрогнул и радостно подумал: «Прусский князь допустил ошибку». И тут же Талейрану дали слово, которое положило начало длительных дискуссий на конгрессе:

– Я рад, что Франция находится в дружеских и тесных отношениях со всеми кабинетами Европы. Здесь уже высказаны многие интересные мысли, но у герцога Меттерниха и князя Гарденберга вырвалось выражение, которое, по моему мнению, устарело: оба они говорили о намерениях союзных держав. Я заявляю, что союзные державы и конгресс с участием держав несоюзных малоспособны, с моей точки зрения, к лояльной совместной работе. Я несколько раз повторил с некоторым удивлением и даже с горячностью слова «союзные державы»… «Союзные», я повторил эти слова с явной иронией… И против кого же направлен этот союз? Уже не против Наполеона: он на острове Эльба… уже не против Франции: мир заключен… конечно, не против французского короля: он служит порукой прочности этого мира. Господа, будем откровенны: если еще имеются союзные державы, то я здесь лишний. А между тем, если бы меня сейчас здесь не было, вам бы недоставало меня. Господа, я, может быть, единственный из всех присутствующих, который ничего не требует. Подлинное уважение – это все, что я желаю для Франции. Она достаточно могущественна благодаря своему богатству, своей протяженности, численности и духу своего населения, расположению своей территории, единству своей администрации, защите, которую природа и искусство дали ее границам. Повторяю, я ничего не желаю для нее и бесконечно много могу дать вам. Присутствие здесь министра Людовика ХVIII освящает начала, на которых покоится весь социальный порядок. Основная потребность Европы – это изгнание навсегда мысли о возможности приобретения прав одним завоеванием и восстановление священного принципа легитимности, из которого проистекают порядок и устойчивость. Показав теперь, что Франция мешает вашим совещаниям, вы тем самым сказали бы, что вы не руководствуетесь больше одними истинными принципами и что вы отвергаете справедливость; эта мысль далека от меня, так как мы все одинаково понимаем, что простой и прямой путь один достоин той благородной миссии, которую нам предстоит выполнить. Пражский договор гласит: «Все державы, участвующие на той или другой стороне в настоящей войне, отправят в Вену полномочных представителей для того, чтобы принять на общем конгрессе постановления, которые должны дополнить предписания Парижского договора». Когда откроется общий конгресс? Когда начнутся его заседания? Эти вопросы ставят все те, которых привели сюда их интересы. Если бы некоторые державы, находящиеся в привилегированном положении, захотели, как об этом уже распространяются слухи, осуществить на конгрессе диктаторскую власть, то я должен сказать следующее: опираясь на условия Парижского договора, я не мог бы согласиться на признание над этим собранием какой-либо высшей власти в вопросах, входящих в компетенцию конгресса, и я не стал бы входить в рассмотрение предложений, исходящих от нее. Я вижу напротив господина Генца протокол заседаний. Конгресс еще не начинался, а протокол заседаний уже существует. Это противоречит принципам конгресса.