С другой стороны фронта, что из себя представлял в 1941 г. СССР хорошо видно из живых примеров: «в начале войны был издан такой указ: за опоздание на работу – судить. И отец как-то сказал: - Наконец-то за лодырей взялась советская власть!». «То есть выходило, что отец критиковал советскую власть! Вот ведь как всё было. – Значит, вы контрреволюционер?! Отца посадили в камеру, били. Выбили передние зубы. Требовали, чтобы подписал, что он контрреволюционер. Его приговорили к десяти годам без права переписки. И нам ещё повезло. Потому что маму не арестовали, и мы остались в городе» [А.С. Зацепин «…Миг между прошлым и будущим» М.: Э, 2017, с.116].

По этой причине и все мемуары о настроениях в СССР на 1941 г. повторяют одну и ту же фразу про культурный народ: «уверяли соседей, что бежать не надо, немцы – культурный народ и ничего плохого нам не сделает. Многие из еврейских семей считали, что раз они говорят на идише, а это почти немецкий язык, то бояться нечего» [А.С. Массарский «За кадром и в кадре» СПб.: Симпозиум, 2016, с.32].

13 октября 1941 г. из Калинина «сбежала вся милиция, все работники НКВД», остальное «всё население в панике убежало». «Настроение всех руководителей было не защищать город, а бежать из него» [«Скрытая правда войны: 1941 год» М.: Русская книга, 1992, с.169].

Как рассказывает военнопленный, симпатизировавший Белому Движению и отказавшийся возвращаться в СССР после 1945 г., переходы на сторону немцев и сдачи нацистским оккупантам свидетельствовали «о той нелюдской обстановке, которую власть большевиков создала у себя в стране» [Анатолий Бураков «Сквозь смерть и время» Мюнхен, 1960, с.26].