Гелен добавляет, что только в 1946 году он смог приступить к расследованию «таинственного исчезновения Бормана». Любой неблагоразумный шаг в дни гитлеровского режима мог стоить ему жизни. Всего в пяти строках на странице 48 немецкого издания его мемуаров Гелен утверждает, что «в пятидесятые годы два надежных информатора убедили меня, что Борман жив и находится в Советском Союзе, где его содержат в строгой изоляции. Когда Красная Армия вошла в Берлин, он якобы перешел на сторону русских. Какое-то время спустя он умер в России».

Вот это и есть «свет», который Гелен пролил в своих широко разрекламированных мемуарах на загадку Бормана. Однако это новое его заявление абсолютно не согласуется с несколькими его же собственными официальными записками — на протяжении многих лет Гелен регулярно отправлял их Даллесу, а затем в ЦРУ, когда к нему обращались за содействием в розыске Бормана.

Так, Даллес обратился к Гелену в январе 1953 года — тогда ЦРУ получило от британских спецслужб прелюбопытнейшую информацию. 12 января 1953 года в британской оккупационной зоне по распоряжению ее верховного комиссара сэра Айвона Киркпатрика были арестованы несколько бывших нацистов, заподозренных в планах создания неонацистской организации. Всех их доставили в британскую военную тюрьму в Верле, под Дортмундом. В их числе был и сорокавосьмилетний доктор Вернер Науманн, бывший служащий геббельсовского Министерства пропаганды. Выйдя из заключения в 1946 году, Науманн — не имея возможности открыть юридическую практику — работал управляющим на одном из химических заводов в Дортмунде. Во время допросов в январе 1953 года Науманн категорически отрицал свою причастность к неонацистской деятельности. По его словам, он до конца разочаровался в нацизме. Даже если во время войны он и испытывал к нацистам какие-то симпатии, то они бесследно исчезли, когда он, вместе с другими сотрудниками геббельсовского ведомства, узнал' что Борман — на самом деле «советский агент». Геббельсу также было об этом известно, но ни он, ни кто-то другой не решались поставить Гитлера в известность.

Науманн рассказал допрашивавшим его представителям британских спецслужб, как 1 мая 1945 года он, узнав о самоубийстве Гитлера и Геббельса, покинул здание рейхсканцелярии. Науманн оказался в одной компании с Борманом и еще несколькими высокопоставленными нацистами. Все они бросились через Тиргартен в направлении вокзала Лертер и вскоре угодили под перекрестный огонь, который вели русские и части СС, все еще пытавшиеся обороняться на подступах к вокзалу. В этом заявлении не было ровным счетом ничего нового — за исключением фразы, которую затем, как бы походя, обронил Науманн: «Русские спасли Бормана. Он был советским шпионом и наверняка договорился с ними заранее о том, где его будут ждать передовые отряды Красной Армии. Мы все были вынуждены спасаться бегством. Один из нас, доктор Штумпфеггер, был наповал сражен картечью. — Помолчав пару секунд, Науманн добавил: — А Борман до сих пор живет в Москве».