В ирмосе Великого канона Андрея Критского говорится: «Помощник и покровитель бысть мне во спасение, сей мой Бог, и прославлю Его, Бог отца моего, и вознесу Его». Этот замечательный ирмос выражает то, что как от Адама мы унаследуем последствие его греха — смерть, так от новых людей, рожденных во Христе, мы унаследуем вечную жизнь. Это зависит от вашей веры и вашего доверия. Для меня Силуан — «отец мой», и, когда я пою этот ирмос, «Бог отца моего» есть мой Бог...
Вот я молчу, сказав вам драгоценное для меня слово...
Беседа 13: Через послушание к воскресению [230]
Беседа 13: Через послушание к воскресению [230]
Я жду слова от Бога, чтобы говорить с вами сегодня.
Наступили дни, когда мы готовимся торжествовать воскресение человека. Я не говорю — воскресение Христа как нечто единственное. Действительно, в каком-то смысле Его воскресение — единственное событие, но в общем-то речь идет о нас самих, о нашем воскресении.
Мы читаем Символ веры. В конце его наши мудрые Отцы поместили такие слова: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». Если мы «чаем воскресения мертвых», то, конечно, воскресения для вечности. А вечность рождает в нас мысль о неколеблемости, как и апостол Павел в Послании к евреям говорит о «Царствии непоколебимом» (см.: Евр. 12:28). Если вы подумаете основательно, что такое ожидание воскресения мертвых, то я надеюсь, что каждому из вас придет интуиция: мы потому ждем воскресения мертвых, что для нас это реальность — подлинная реальность вечного бытия. И если в нас есть это ожидание, то энергия этого ожидания непременно воскресит нас. Если мы действительно стараемся на каждый день обогащать наше разумение и понимание жизни во Христе Боге, то каждый день нечто прибавляется. Итак, когда мы произносим — «чаю воскресения мертвых», мы говорим это так же, как «я жду обеда»: обед будет — он готовится. Так, для нас воскресение есть реальность, которая действительно вечно существует.