«Никтоже приидет ко Отцу, токмо через Христа», единосущного Отцу Сына Божия, и мы всячески стараемся во все проявления нашей жизни влить смысл, чтобы жизнь Самого Христа стала нашей, чтобы нам унаследовать Царство вечное со Отцем и Сыном и Святым Духом.
Господь смирением победил врага. Помимо сего основного положения есть еще один аспект в Его проявлениях, который нас научает подражать Христу не как-то просто в воображении. Христос явился в «рабьем зраке» (Флп. 2:7). И в чем для многих соблазн и «скандал»? — Мне много раз пришлось слышать мнение людей, что мы, человеки, образ Божий, должны сохранить свое достоинство даже в молитве и в наших предстояниях Богу. У нас в монастыре был с визитом некто, занимающий высокое положение в инославной Церкви. Глядя на фреску Преображения, он спросил: «А где же Петр?» — Ему указали Петра. — «О, что вы сделали с ним! Петр в таком унижении! Где же его dignity, его достоинство?!»
И есть одна сторона православного покаяния пред Богом, которая смущает многих инославных: мы падаем на колени на землю, мы лицом и лбом своим прикасаемся к земле и тем выражаем наше рабство перед Ним, помня Его слова, которые Он сказал перед этим мальчиком: «Если кто не смирится так, как сей мальчик, то не войдет в Царство Небесное».
Но Сам Господь, без Которого ничто не может произойти, — Он умалил Себя до такой степени, что люди самого низкого социального класса могли Его оскорблять, плевать на Него, ударять Его, давать Ему пощечины, и причинять всяческие другие унижения. Если Сын Божий совершил сие, то, конечно, стоит вопрос: почему понадобилось такое унижение и такие рабские формы для выражения любви? — Я полагаю, что правильною мыслью будет то, что Господь, имея предвечное бытие Свое в духе смирения, выразил Свою предвечную любовь в рабских формах. И мы следуем Ему в этих рабских формах проявления нашего покаяния пред Богом, выражающихся в земных поклонах. Мы постом делаем огромное число поклонов на каждый день. Потом, когда после распятия нашего мы совоскреснем со Христом, то уже будем принимать Его и беседовать с Ним стоя, как сыны с отцом. Но в сей жизни мы будем выражать наше покаяние, подчеркиваю, в рабских формах, потому что покаяние не унижает человека. Когда кто сознает себя хуже всякой твари, тогда он бывает выше всякой твари: тогда он прикасается нетварному бытию. Итак, не смущайтесь выражать в низших рабских формах наше покаяние, чтобы потом мы стояли, как сыны Божии пред Богом, уже не в рабских формах, а сыновних.
Бог смиренен в самом существе Своем, и Его истощание чрез воплощение носит характер смирения. Если бы Он Сам не смирялся, тогда, может быть, мог бы нас кто-то обвинить: «Но ведь Господь не смирялся так, как вы». Но Господь смирился: мыл ноги мужикам безграмотным, людям самых низких слоев общества человеческого. Итак, эти формы рабские есть любовь. Когда мы молимся Богу, Который повелением Своим создал весь этот космос, каждому из нас свойственно думать: «Ну, станет ли Господь думать обо мне, приклонит ли Он теперь к моему слову ухо Свое, чтобы внимательно послушать меня?» Нам страшно говорить с таким Существом. И чтобы мы не боялись, во всех проявлениях Христа в Его всекосмическом акте искупления Адама есть любовь смиренная Бога, когда Он предстает пред нами в таких жалких формах: Он был распят среди разбойников, брошен в тюрьму и так далее.