— Не говорите глупостей. Ешьте.

Майа взяла еще одну устрицу. Ее желудок отпустила голодная боль, сдавившая внутренности тугим узлом, в животе радостно заурчало.

— Я так хочу есть, — искренне призналась она. — Не могу даже поверить, какой голод я чувствовала. Господи, думаю, я уже несколько дней толком ничего не ела.

— Ешьте. Дохлые девушки еще хуже дохлых кошек.

Майа съела еще устрицу и опять уставилась на море.

Водная гладь ритмично колыхалась. Ее охватило непонятное волнение. Все чувства пробудились, как будто она стала одним оголенным нервом.

В глубинах ее существа заструился свет мира.

Она почувствовала себя разбитой. Расколотой внутри на мелкие кусочки. Она знала, что навсегда остается расколотой и эти частицы больше не соберутся в единое целое. Швы от перенесенной операции расползались. Ей предстояло жить разбитой на части, раздавленной.

Но теперь эти швы и частицы впервые были обращены в одну сторону, сосредоточены на одном и том же явлении. Освещенные жарким южным светом, они постигали внешний мир.

Открывшееся окно в мир внезапно исчезло. Она оказалась снаружи, в живом и зримом мире. Существовала в нем. Не старалась от него ускользнуть всеми раздробленными частями своего нового «я», а жила и дышала, освещенная солнцем. Это не было счастьем и уж тем более удовольствием, но, постигший сияние Вселенной, опыт затронул каждую клетку ее организма.

Мир, озаренный солнцем, поразил Майю. Он оказался огромнее и интереснее ее крохотного внутреннего мира. Этот мир омывал ее. Майе нужно было только пристально смотреть. Она словно обрела в нем свое место. Живая, понимающая, проснувшаяся — от яркого света дня. Мир был полностью, мощно и неотвратимо реален.

— Я чувствую, как сквозь меня пролетел ветер, — пробормотала она. Ольга лишь проворчала в ответ.

Майа обернулась и взглянула на свою волосатую соседку.

— Ольга, вы поняли, что я вам сейчас сказала? Я и сама почти ничего не поняла. Я пережила тяжелые времена. Думаю, что… думаю, у меня какой-то приступ.

— Вы ничего не понимаете, — заявила Ольга. — Жизнь — это терпение. А вы легкомысленная, слишком много говорите и слишком нетерпеливая. Я знаю, что такое терпение. Горе — тяжкое испытание, его надо пережить. Вина — мучительное чувство, но все надо пережить. Вам это еще не известно. Вот почему я мудрее вас, даже в виде обезьяны.

— Мне действительно жаль ваших кошек. И я готова сделать для вас все, все, что вы попросите.

— Ладно. Давайте съедим еще несколько этих камней.

— Это устрицы, Ольга. Устрицы, и, конечно, я их сейчас для нас достану.