Пощелкав затвором (Быку всегда нравился сочный, липкий щелчок цифрового затвора скорчера), Бык ощутил себя большим, сильным и таинственным, понеже бесшумно скользящим. Он надвинул на нос респиратор и отправился на рекогносцировку, зажигая повсюду по пути свет и включая вентиляторы. Обход начался, естественно, в предшлюзовых помещениях, а закончился, понятное дело, на складе, точно у холодильника с продуктами…

Сторож-охранник «Скорпион», очень популярный в ППС, наряду с патрульником «джип» состоял на вооружении целую вечность. Он строился на базе архитектурного стереотипа «тюльпан-цилиндр», и мог работать как в автономном режиме, так и в пилотируемом. Применялся, в основном, на Периферии, для охраны крупных, законсервированных и ожидающих передислокации военных баз; почти так же «Скорпион» хорош был в орбитальном патруле, имея мощный в себе противоракетный комплекс с чудной снайперской программой "Звездные Войны"; именно «Скорпионы» блокировали Кавказ-1 во время единственной в истории Галактики гражданской войны 190–192 годов. Огонь «Скорпиона» замечательно мощен, умен и очень разнообразен; компоновка его огневой палубы до сих пор изучалась в Академии Боевых Искусств на кафедре военной архитектуры как эталонная. Автономия станции в пилотируемом режиме рассчитана на средний год. А в режиме «itself» некоторые «скорпионы», сохраняя полную дееспособность, несли дежурство уже под двести лет, например, «Скорпион» над Свалкой.

Экипаж спутника мог насчитывать до десяти человек. Навигатор, радист, командир — и шесть-семь операторов огня. Своего надриманового хода «Скорпион» не имел, только ориентационный, транспортировался для установки на пост обычно шипоносцем (звездолет «Камкай», например, способен вести в кильватере шесть «скорпионов», средний десантный корабль — два). Два гравитационных объема — жилой и агрегатный, причем агрегатный почти весь герметичен. Жизнестойкость — просто фантастическая: в свое время, на квалификационных испытаниях, «Скорпион» продолжал вести прицельный огонь в течении суток после условной гибели экипажа, большого мозга и при 86-процентном разрушении броневых пластин. Последнее, что отказало — в результате прямого попадания — сингулярный питатель; остервеневшие в бесплодных попытках убить спутник военные космонавты, чуть было не впавшие в отчаяние, долго ловили главного конструктора по полигону, обуреваемые желанием попортить ему лицо, а потом с ним выпить.

…На десерт Дон перемазался сливовым вареньем (лопнул тюбик), облизался, сколь мог, с неудовлетворительным результатом, и отправился искать нечто, могущее заменить ему ванную. Пыль уже почти высосалась трудолюбивыми кондиционерами, но стало холодно. Во многих местах освещение было установлено «wait», фотоэлементы давно заросли пылью и свет включался, реагируя на прошедшего Маллигана, долго спустя. Маллиган упустил, в свое время, изучить планы «скорпиона», и теперь блукал в полупотемках, нарастая вслух матом, — липкость рук и бороды, казалось, увеличивалась с каждой минутой. Душ обнаружился в самом неожиданном месте. В командирской рубке. Дон нипочем бы не догадался, но чья-то добрая душа, то ли когда станция консервировалась для Маллигана, то ли еще раньше, намалевала маркером прямо на стене дождик, и под дождиком — буквы М и Ж. Вода шла, трубы работали тихо. Бык искупался, с мылом, но без мочалки — ну не оказалось ее. Не предусмотрена… Нужды в спецкостюме он больше не видел. Голый, как есть, со скорчером в руке, проплыл в окружении мелких брызг мимо кондиционера, где большинство брызг и погибло, оттолкнулся от переборки и затормозился свободной рукой в пределах командирского кресла. Пошарил в подлокотниках, пристегнулся, разжевывая обнаруженный брикет «горькой» жвачки, подсунул под ремень на боковой стойке кресла скорчер, и принялся ждать Збышека.