Зимнее Безмолвие. Холод и тишина, кибернетический паук, медленно ткущий паутину под сонное посапывание Ашпулов. Измысливающий своему хозяину смерть, готовящий крушение его идеи существования корпорации «Тесье-Ашпул». Призрак, шепчущийся с ребенком по имени Три-Джейн, уводящий ее от тех жестких канонов, которым она должна была следовать согласно своему происхождению.
– Похоже было, что ей все это до фонаря, – сказала тогда ему Молли. – Она просто помахала нам на прощание ручкой и сказала: «Пока». На плече у нее сидел тот маленький «Браун», помнишь? Мне показалось, что у кибера сломан один из манипуляторов. Она сказала, что ей нужно спешить на встречу с одним из братьев – она давно с ним не виделась.
Кейс вспомнил Молли на черном пластике широкой кровати здесь, в «Хайяте». Он вернулся с балкона в комнату и достал из бара плоскую бутылочку охлажденной датской водки.
– Кейс.
Он обернулся – холодное скользкое стекло в одной руке, стальной сюрикен в другой.
Лицо Финна на огромном стенном экране «Крей». Кейсу были хорошо видны даже поры на носу Финна. Каждый из желтых зубов был размером с подушку.
– Я не Зимнее Безмолвие.
– Тогда что ты?
Кейс отпил из бутылочки – словно глотнул пустоты.
– Я Матрица, Кейс.
Кейс рассмеялся.
– И давно это с тобой?
– Никогда. И всегда. Я итог всех работ всех людей. Я все, что вообще только может быть.
– Этого и хотела мать Три-Джейн?
– Нет. Она даже представить не могла, на что я буду похож.
Желтые зубы ощерились в улыбке.
– И что в итоге? Что изменилось? Ты теперь правишь миром? Ты – Бог?
– Ничего не изменилось. Все осталось на своих местах.
– Но чем ты занимаешься? Или ты просто