– Ну привет, гнида. – Павел сплюнул на пол, где густым ковром валялись приборы, медицинские инструменты, битые склянки с препаратами и прочая мелочь.

– Здравствуй, Павел, – внезапно ответил динамик над головой Покрышкина, – вы зашли намного дальше, чем я мог предположить. Теперь я жду, когда вы предложите свою…

Павел не дал ему договорить – сделал короткий шаг назад, поднял автомат и одиночным выстрелом уничтожил динамик. От выстрела снова заложило уши, а от внезапного грохота у Леши чуть не подкосились ноги – нервное напряжение брало свое, и он предпочел ухватиться за край какого-то прибора.

– Верный выбор, – прокомментировал Максим на общей волне, – ему нельзя позволить говорить…

– Завали хлебало, Максимка, – рявкнул на него Покрышкин, – а то раскрошу передатчик.

Ответом была тишина.

– Ну что, Бог? – Павел хрустнул шеей, примеряясь к контейнеру. – Я бы на твоем месте начал молиться. Причем настоящим Богам. Или дьяволам, кому ты там при жизни верил? Потому что совсем скоро твоя душонка отправится прямо к ним…

Он поднял оружие, целясь в черный цилиндр, но Матвеев поторопился шагнуть к старшему напарнику, опуская руку на плечо.

– Не надо, шеф… Он наверняка бронированный, только рикошет будет…

– Угу, – впервые подал голос худощавый, однако же не спускающий цилиндр с прицела, словно тот мог броситься на него разъяренной пумой.

– Хм, и то верно. – Павел кивнул. Обернувшись через плечо, посмотрел в глаза Алексея, благодарно улыбнулся. – Шальные рикошеты нам ни к чему, не будем давать гаду такой радости… – Взгляд его тут же потяжелел, и Матвеев чуть ли не дословно прочитал мысль, мелькнувшую в зрачках шефа. – Значит, сука сгорит. Причем вовсе не в адском пламени…

Он нагнулся, что-то подбирая с пола, какое-то время перебирал обломки под ногами. Нашел, довольно крякнув, и они вышли из темного недра фургона, щурясь от слепящего солнца. Худощавый остался у контейнера, а Павел побрел к своей «бэхе», так и стоящей у обочины с распахнутыми дверями. Внутри хозяйничала жара, но Покрышкину было наплевать. Открыв багажник, он вынул оттуда пустую канистру. С приборной доски разблокировал люк бензобака.

Свою находку – длинный шнур от капельницы – одним концом Павел сунул в бак, другим взяв в губы. Несколько раз вдохнул, еще, еще, а когда из шланчика хлынула струйка, торопливо опустил в раструб канистры. Сплюнул, утирая губы рукавом.

Минуты превратились в часы, пока Покрышкин не решил, что слил достаточно бензина. Поднял канистру, двинулся к перевернутой фуре.

– Знаю, Костик, ты меня слышишь. – Он вошел внутрь, и до Матвеева донеслись звуки расплескиваемой жидкости. – Ну так слушай… Символично, не правда ли? Ты отправляешь человека убить моего друга, и мне приходится сжигать его тело вместе с домом. Он ушел навсегда, оставив слёз на век, как говорил мой друг Егор. А теперь мне приходится делать это с самим тобой… – В голосе шефа появилось что-то надрывное, ненастоящее, словно катящаяся издали истерика. – Ты оценил всю символичность ситуации? Надеюсь, что да… Только вот слез по тебе лить никто не станет, сволочь.