Рельсы обогнули старый карьер с радужной от нефти зеленой водой. Рядом стояли ржавые краны, из скалы выступали гигантские окаменелости. Еще футов через тридцать шпалы были выворочены, поезд остановился.

— Кажется, конечная остановка, — предположил Шериф.

Стоило им выйти из вагончика, как паровозик начал сдавать назад, набирая ход и двигаясь в обратном направлении.

Как выяснилось, паровозик высадил их возле двух ангаров. Не зная, что от них ожидается, Чистотец и его спутники направились туда. Первый, очевидно, когда-то использовали как цех высокоточной сборки и лабораторию разом, с чередой операционных театров и промышленными холодильниками из нержавеющей стали. На полу валялись всевозможные протезы: роботизованные конечности и суставы. Второй ангар был увешан и заставлен тысячами религиозных картин и предметов. Кресты, «Благовещенья» и «Тайные вечери» маслом. Волхвы и «Оживления Лазаря». Всевозможные Мадонны с младенцами и сцены Рождества Христова. Звезды Давида. Фрески, на которых Мардук создавал мир из тела Тиамат. Будды, боги индуизма, исламские мозаики. Тотемные столбы квакиутлей, пенсильванские колдовские знаки, росписи на коре, майяские и египетские иероглифы. Фрагменты машинных языков.

Недоумевая, куда попали, держа оружие наготове, Чистотец и его спутники вышли в городок. Постепенно они заметили, что повсюду их сопровождает хрипловатая призрачная музыка. «Тщетная любовь» Роберта Джонсона.

— Кажется, нам туда, — указал Шериф.

Печальный блюз эхом отражался от камней, утягивая их все дальше в лабиринт разбитых игровых автоматов. Они вышли к хижине с буквами «КРМА» и копьем радиоантенны на крыше.

— Я ее во сне видел! — воскликнул Чистотец.

— Вот обрадовал, — прокомментировала Мэгги.

Внутри было пусто. Никакой аппаратуры. Ни души. Даже музыка смолкла. Только сброшенные кожи гремучих змей и старое кресло-качалка со спинкой из перекладин. Сердце трепыхалось у Чистотца в груди: он-то приготовился к встрече. И вдруг откуда-то снова налетел блюз. Негритянский голос, которому вторят гитарные переборы… точно капли слюны на упряжи… и соскальзывание в морфиновую грусть. «Будь я одержим в Судный день».

Они обошли поросшую коростой грязи цистерну с водой и увидели мужчину, который в обществе двух хариджанов стоял на коленях перед отпечатками исключительно больших лап.

— Ага! — Мужчина резко обернулся. — Ужасно жаль, что не перехватил вас на вокзале. У нас, похоже, небольшая проблемка — ха! Как я рад, что вы добрались. Добро пожаловать в Герметический Каньон! Да!

Вооруженные шокерами хариджаны поклонились ему с почти подобострастным почтением, а затем поспешно удалились в противоположном направлении.