И я говорю: «Ну, давай же, колись, что ты там загадал». Он нерешительно косится на Клео, он не знает, что делать. Ведь мама только что сказала «не смей». Она отводит взгляд и молчит.
Он отвечает:
— Я задумал слово «Живущий». Неживое чудовище.
А Клео шепотом говорит:
— Позову Лейлу. Пусть Лейла его уведет…
Приходит Лейла. Лейла любит нашего Сына. Она любит всех. Она говорит: «Живой или мертвый, Живущий полон любви, и каждая частица Его равно любит другую». Она кроткая, Лейла. Уже давно, с тех пор как вернулась из клиники, она любит всех. А шрам у нее совсем маленький, аккуратный…
Она совсем не скучает по своим Родным, даже не вспоминает о них. А я вот, как ни парадоксально, порой жалею, что их отослал. Они бы бегали по Резиденции и
Тогда я боялся, что дети Второго и Лейлы станут на что-то претендовать — возможно, оспаривать переход
— …Пойдем со мной, Сынок Мясника, — воркует Лейла, уводя его за руку. — Пойдем сходим в храм. Помолимся Трехголовому, чтобы закончилось Сокращение и чтобы Живущий воскрес…
У нас есть храм прямо в бункере — маленький, но уютный…
— Он еще жив, — говорит мне Клео, когда мы остаемся одни, и глаза у нее опять совсем сумасшедшие, в последнее время с ней такое бывает. — Живущий до сих пор жив… Но ему плохо. Я слышу, как печально он воет…
— Это собака воет, — отвечаю.
— Собака тоже воет, но тише. Ты просто не слышишь. Ты единственный не слышишь эти жуткие звуки!
— Наш Сын тоже не слышит.
— Нет, он слышит. Просто ему они нравятся…
…Потом приходит мой Генерал. Говорит, что зачистка окончена и можно возвращаться наверх. И что он только что отправил мне сводку.