22

22

— Бедненький, — сказала Глория. — Ну, тебе и досталось.

Я недоверчиво на нее покосился.

От Глории такое услышишь не часто.

— А вообще, это даже забавно, — уже другим тоном промолвила журналистка. — Надо было тебе задержаться в резиденции старосты и еще немного поговорить с Шеттером.

Я кивнул.

— И узнать все его жуткие тайны, выведать всю подноготную, проникнуть во все его секреты. Не так ли? Ха, так он мне их и сказал....

— Ну, зачем же именно так? — сказала Глория. — Просто, надо было поговорить. Он мог что-то сказать интересное о творце.

Я мрачно ухмыльнулся:

— Ну, сказать-то про него можно очень много. Вот только, тебе это не пригодится.

— В следующий раз... — тоном школьного наставника промолвила Глория. — Когда тебя опять припечет, будь добр обращайся к кому-нибудь другому. Я, лично, для тебя и пальцем не пошевелю.

Я подумал, что она врет, причем, совершенно четко это осознавая, понимая, что я ей ни на грош не поверю. Но все равно врет, поскольку ее обязывает к этому имидж деловой женщины.

— Хорошо, — сказал я. — Больше к тебе обращаться не буду. Однако, признайся, того что я рассказал хватит не только расплатиться с Сержа но и кое-что останется.

— Я на это надеюсь, — задумчиво сказала Глория. — Искренне надеюсь.

Я закурил сигарету и посмотрел на небо. Отвечающий за него кукарача, видимо, сегодня решил отдохнуть. Небо было синее, без единого облачко, никакой живности в нем не наблюдалось, а солнце представляло из себя всего лишь не очень большой, полыхающий красным ромб.

Таким образом получалось, что смотреть на небо не имеет большого смысла. Ничего интересного там сегодня не увидишь.

Тогда я окинул взглядом ближайшие деревья, неестественно зеленую траву, и парочку оказавшихся в поле моего зрения пустых скамеек. Таких же как та, на которой сидели мы с Глорией.

Потом я подумал, что опять не посмотрел на влюбленных. Может быть, с ними произошла очередная метаморфоза? А может они просто исчезли, окончательно, так и унеся с собой тайну своего происхождения?

Да нет, не должно этого быть. Сидят себе на скамейке и целуются. И какая там может быть тайна? Просто — живая скульптура. Хотя... впрочем...