Ариндзе щелкнул пальцами, и кто-то из офицеров протянул ему скатанный в трубку лист бумаги.

— Ко всем революциям прилагается счет от мясника, компатриот капитан. Пора и вам запачкать руки в крови. Вот вам приказ Первого Комитета.

Флейр сорвал восковую печать и быстро пробежал глазам написанное.

— Пройти маршем до нагорья под началом второй роты Третьей Бригады. Должен ли я понимать это как шутку? У меня имеется уговор, маршал Ариндзе. Получи мы такой приказ, мы бы подняли мятеж против вас, но нам было сказано, что нам не придется сражаться против своих же полков. Мы сделали все для того, чтобы, когда вы атаковали Шакалию, Королевский воздушный флот остался на земле. Мы сделали все для того, чтобы каждый гвардеец, каждый торговый лорд, каждая важная персона Шакалии была здесь, в Миддлстиле на церемонии коронации, когда вы войдете в город. Без поддержки со стороны Особой Гвардии остатки вашей армии уже давно бы ковыляли к себе назад в Квотершифт, вытаскивая из своих тел осколки сброшенных с аэростатов бомб.

— Еще ни один план битвы не остался неизменным после столкновения с неприятелем, компатриот капитан. Времена изменились. Изменился и уговор.

— К черту вас и ваш уговор! — выкрикнул Бонфайр. — С какой стати ты, грязный хэмблин, собрался изменить уговор! Давай посмотрим, устроят ли тебя мои условия!

Из кулака гвардейца вырвался язык пламени. На мгновение фигура маршала осветилась призрачным светом. Ариндзе, взревев от боли, рухнул на пол и забился в конвульсиях. Флейр оттолкнул руку Бонфайра, направляя огонь к потолку, а самого гвардейца, несмотря на отчаянное сопротивление, подтащил к себе, подальше от квотершифтских офицеров.

— Посмотрим, захочет ли Тцлайлок со своим комитетом пересмотреть условия уговора, когда я оторву тебе голову и принесу ему в мешке, ты, подонок! — не унимался Бонфайр.

Ариндзе поднялся на ноги.

— Поднять руку на офицера Третьей Бригады — преступление, влекущее за собой смертный приговор, компатриот гвардеец!

— Я не состою в твоей армии. Я вообще больше не отношу себя к расе людей.

— Убейте его! — приказал Ариндзе.

Из-за спины маршала вышли два уорлдсингера из числа его свиты и, читая нараспев заклинания, обошли Бонфайра кругом. Гвардеец разразился хохотом, однако уже в следующее мгновение на лице его возникло выражение неподдельного ужаса. Его тело прямо на глазах начало собираться складками, словно кто-то решил невидимым прессом сделать его плоским как лист бумаги. На серебряном торке Бонфайра засветились огни, с каждым мигом делаясь все ярче и ярче, громко втягивая в себя воздух, отчего сам торк загудел и засвистел, словно закипающий чайник. Конечности гвардейца начали трещать и лопаться, как будто под тяжестью собственного веса. Кожа покрылась трещинами, из которых хлынула кровь лопнувших кровеносных сосудов. Бонфайр искривился, словно штопор, поддерживаемый в вертикальным положении невидимым полем, так как от мускулатуры остались уже одни лохмотья. Затем оба уорлдсингера перестали петь, и кровавая масса, в которую превратилось тело гвардейца, с омерзительным шлепком свалилась на плиты пола.