— Не сделаешь?

— Нет, — сказал Алан. — Я этого не сделаю.

— Сделаешь, — ответил Высокий. — Поверь мне. Ты это сделаешь.

— Я тебе не верю.

Высокий положил руку на плечо Алана. В этом жесте не было ничего грубого или угрожающего. Алан вывернулся из-под его руки.

— Молодец, сынок, — сказал Высокий. — Хорошо сказано. Хорошо сделано. — Он повернулся к Анне. — Отдаю вам должное. Вы отлично потрудились. — Он посмотрел на меня. — Вы оба.

Вечером, когда Алан лег спать, я сказал Анне, что горжусь им. Я видел, что Анна взбудоражена. Она оставила включенной духовку, пролила молоко, не закрыла дверцу холодильника, забыла спустить воду в туалете. Все это было на нее совершенно не похоже. Она рявкнула на Алана из-за какой-то мелочи (не помню, из-за чего) и впервые за все время отправила его в комнату. Я хотел сказать что-нибудь позитивное о том, что произошло.

— Ты им гордишься?

Мы лежали в постелях, выключив свет.

— Да. Горжусь.

— Кому нужна твоя гордость? Что она может изменить? Если я потеряю тебя, Рэй…

— Так или иначе, это произойдет.

— …Мне придется потерять всех и все, что я любила. — Она тряхнула головой, словно отгоняя дурные мысли. — Тебе этого не нужно знать.

— Послушай, Анна. Нет никакой пользы, никакой особой добродетели в том, чтобы оставаться со мной. Алан — вот кто в тебе нуждается.

Я тоже в ней нуждался и нуждаюсь, хотя она может дать мне намного меньше, и мои нужды, какими бы они ни были, вскоре исчезнут. Я ей так и сказал.

— Я тебе нужна, — проговорила она.

Я не настолько бесчувственный, чтобы не понять, что она хотела сказать.

— Нужна.

Я был рад, что не вижу ее лица.

Она заявила, что не может сказать, как поступит, но мы оба знали — когда настанет время, она уйдет.