Мама подхватила Лукаса с другой стороны, и вместе мы потащили его к машине.
— Нужно перевязать ему ногу, — сказала я. Мама замерла с рукой на ручке двери, глядя на мою фланелевую рубашку.
Не сказав ни слова, я сорвала ее с себя и швырнула маме:
— Держи. — Я сделала это почти без сожаления. Лукасу она сейчас была нужна гораздо больше, чем мне.
Я подняла его и посадила на капот пикапа, стоявшего рядом с «Камаро». Отступив в сторону, чтобы мама могла перевязать ногу, я увидела кровь, от которой ткань его серых штанов потемнела так, словно он забрел в них в бассейн.
— Не трудитесь! — прошипел Лукас. — Со мной и так через пару секунд разберутся.
В горле стоял ком, поэтому вместо ответа я покачала головой. Мгновение спустя мама закончила с перевязкой:
— Это остановит кровотечение, пока не подоспеет помощь.
Мама рванула на себя дверцу машины, а я неотрывно смотрела на искаженное от боли лицо Лукаса. Я не могла бросить его в таком состоянии.
— Мила, пора! — закричала мама.
— Постой, — прохрипел Лукас. С трудом сглотнув, он произнес: — Официально заявляю: по-моему, из тебя вышел отличный человек.
После чего его глаза подернулись пеленой боли.
Мое горло сжалось. Даже сейчас он думал обо мне. Я пожалела, что у нас совсем нет времени. Что я не успею поблагодарить Лукаса за всё. Моего тихого «извини» было слишком мало.
А потом я резко рубанула его по чувствительному месту на шее. Подхватив его за подмышки, когда он обмяк, я затолкнула его повыше на капот.
По крайней мере, я могла избавить его от боли на время, пока не прибудет помощь.
— Мила, скорей!
Бросив последний полный раскаяния взгляд на неподвижное тело Лукаса, я запрыгнула в машину и дала задний ход, выезжая со стоянки.
Я втопила педаль газа, и к непрекращающемуся визгу сирены добавился рев двигателя. Я заглянула в зеркало заднего вида, чтобы в последний раз посмотреть на Лукаса. Вместо этого я увидела, как зеленый «Шевроле», которым я забаррикадировала дверь, дрогнул и пополз в сторону.
Когда мы заходили в первый поворот, в дверях показалась Номер Три.