Под самой древней из ив – гирлянды свечей; переплетенные корни заляпаны воском.
Дитя, знай меня.
Дитя, знай меня.
И тут же Энджи почувствовала ее присутствие и признала в ней то, чем она являлась: Маман Бригитта, Мадемуазель Бригитта, старейшина мертвых.
Нет у меня ни культа, дитя, ни особого алтаря.
Нет у меня ни культа, дитя, ни особого алтаря.
Энджи вдруг осознала, что идет вперед, прямо на сияние свечей. Гул в ушах, как будто среди ветвей ивы скрывается необъятный пчелиный рой.
Кровь моя – отмщение.
Кровь моя – отмщение.
Энджи вспомнила Бермуды, ночь, тайфун. Их с Бобби занесло тогда в самое око тайфуна. Такова была Гран-Бригитта. Безмолвие, ощущение давления немыслимых сил, на миг замерших, ставших управляемыми. Под деревом ничего не видно. Одни свечи.
– Лоа… я не могу позвать их. Я чувствую нечто… я пришла взглянуть…
Ты призвана к моему репозуару[42]. Слушай меня. Твой отец прочертил веве[43] в твоей голове; он прочертил их в плоти, которая не была плотью. Ты была посвящена Эрзули Фреде[44]. Ради собственных целей привел тебя в этот мир Легба. Но тебе давали яд, дитя, coup-poudre…
Ты призвана к моему репозуару
. Слушай меня. Твой отец прочертил веве
в твоей голове; он прочертил их в плоти, которая не была плотью. Ты была посвящена Эрзули Фреде
. Ради собственных целей привел тебя в этот мир Легба. Но тебе давали яд, дитя,
…
Из носа у нее потекла кровь.
– Яд?
Веве твоего отца изменены, частично стерты, прочерчены заново. Хотя ты и перестала себя отравлять, Наездники все же не могут прийти к тебе. Я – иной природы.