— Ой, позвольте я возьму! — выпаливает Уотерхауз и бросается вперед с неловкостью, рожденной страстью и переохлаждением. Забирая у Маргарет поднос, он нечаянно сдергивает одну варежку, и та падает на пол. «Простите!» — восклицает Уотерхауз и тут понимает, что никогда прежде не видел ее рук. На пальцах, которые он так неосторожно подставил холоду, — красный лак. Маргарет подносит руку ко рту, согревая ее дыханием. Огромные зеленые глаза смотрят спокойно и выжидательно.

— Простите?

— У вас ничего не случилось?

— Нет. А что?

— Антенна, — говорит Маргарет. — Уже час не крутится.

Уотерхауз едва не падает от растерянности.

Маргарет по-прежнему дышит на ладонь. Уотерхауз видит только зеленые глаза, которые теперь смотрят искоса, с шаловливым прищуром. Маргарет бросает взгляд на гамак.

— Спали на работе, да?

Первый порыв Уотерхауза — оправдаться, сказать правду, что он думал про баб и шифры, поэтому забыл про антенну. Однако Маргарет предложила более удачное объяснение.

— Виноват, — признается он. — Вчера засиделся допоздна.

— Чай вас взбодрит, — обещает Маргарет. Она снова смотрит на гамак и надевает варежку. — Как оно?

— Что оно?

— Спать в гамаке. Удобно?

— Очень удобно.

— А можно мне попробовать?

— М-м. Туда трудно взобраться — очень высоко.

— Ну вы ведь взобрались? — напоминает она с укоризной. Уотерхауз заливается краской.

Маргарет подходит к гамаку и сбрасывает туфли. Уотерхаузу больно смотреть, как она стоит босыми ногами на каменном полу, не согревавшемся с тех пор, как берберийские корсары последний раз устроили здесь пожар. Ногти на ногах у нее тоже покрашены красным лаком.

— Мне ничуть не трудно, — говорит Маргарет. — Я — фермерская дочка. Подсадите!

Контроль над ситуацией окончательно потерян. Язык окостенел. Уотерхауз подходит, наклоняется, подставляет ладони. Маргарет встает на них, запрыгивает в гамак и с хихиканьем исчезает под ворохом теплых одеял. Гамак качается посреди часовни, как кадило, распространяя слабый аромат лаванды. Качается раз, другой. Пятый, десятый, двадцатый. Маргарет молчит и не шевелится. Уотерхауз стоит, как вмурованный. Впервые за несколько недель он не знает, что сейчас будет, и совершенно от этого теряется.