Снег падал так густо, что не стало видно деревьев. Мучительно болели пальцы ног.
Голоса дикторов звучали возбужденно, почти экстатически. Их лица раскраснелись, глаза сверкали. Обычная реакция на стихийное бедствие – людей распирает сознанием собственной значимости, они считают каждое свое слово, каждое действие критически важным. Чиновник пробежался по каналам и нашел женщину, рассказывающую про прецессию полюсов. При помощи карт и глобусов она объясняла хорошо известный факт, что на Миранде наступает великая зима, что теперь планета будет получать меньше солнечной (просперской? просперианской?) радиации, чем прежде.
–
Ручка телевизора стала холодной как лед, как раскаленный лед, чиновник не мог ее больше держать; сделав над собой усилие, он разжал онемевшие пальцы. Телевизор мягко провалился в снег, чиновник облегченно вздохнул и сунул ладонь под мышку. Он ковылял вперед, обхватив себя для тепла руками. В какой-то момент сзади раздались голоса, окликавшие чиновника по имени, но он шел не останавливаясь, голоса звучали все тише, пока не заглохли совсем. Он снова был один.
А потом он споткнулся и упал.
Чиновник упал с размаху, не успев выставить руки, и какой-то момент лежал неподвижно, почти наслаждаясь болью, охватившей все его тело. Правую руку и правую сторону лица он не чувствовал. Он не мог поверить, что дошел до такого жалкого состояния, не сумев совладать с сущей ерундой, каким-то там холодом. И постепенно понял, что пора возвращаться. Дальнейшее упорство бесполезно. Идти дальше – верная смерть.
Он поднялся на ноги, покачнулся и чуть не упал снова. Вставая, он слегка развернулся и не был теперь уверен, где тут “вперед”, а где “назад”. Снег валился сплошной массой, залепляя глаза. Чиновник почти ничего не видел. Слева и справа – смутные, еле различимые серые полосы, скорее всего – деревья. Отпечаток тела уже исчез, начисто, словно его и не было.