— Моя мать хоть жрать готовить может, в отличие от твоей, которая и сама не умеет, и дочь не научила.

Девушка отбросила пилку и с яростью запустила в него своим тапочком, промазала и врезала ним в холодильник.

— Что ты сказал? Крокодил с яйцами, что ты сказал, про мою мать? Ублюдок сраный, да как ты смеешь? Завали свой вонючий рот! Урод, вали к своей курице, все никак от маменькой юбки оторваться не можешь? Ты не мужик, не мужик, ты сопляк малолетний, который бежит при первых трудностях!

Антон обувался в коридоре и перед уходом крикнул ей.

— И пойду, к маме под юбку, зато поем по-человечески!

Захлопнув дверь, он услышал, как по ней внутри ударил второй обувной снаряд. Теперь главное выключить телефон, а то заебет смс-ками до самого утра. Он который раз уходил от девушки с которой пытался жить, но жить не получалось, его терпения хватало от ссоры до ссоры.

И секса. Это всегда был чудесный секс после примирения, и в эти мгновения он чувствовал, что любит ее больше жизни, ведь она становилась такой чувственной, ранимой, искренней. Такой настоящей как тогда... Антон называл ее 'ты мой маленький птенчик' и прижимал ласково к себе, это капризное хрупкое несчастье.

Да, он опять расстроит мать, да она снова будет охать и уговаривать расстаться с Олей. Но как он это может сделать? Просто надо переждать, успокоится, и все снова будет хорошо, как раньше, как тогда.

Джигит чистил Сивку, коня господина. Жена с округлившимся животиком принесла ему попить.

— Ты как?

— Капусту крошу, бочонок принесешь?

— Сейчас, закончу и принесу, ты того, тяжелого не поднимай. Мало ли!

— Не учи ученых, это третий, чувствую сын будет...

Зоя замолчала, не радуясь своей оговорке. Они договорились с новым мужем не говорить о прошлой жизни. О том, как они жили раньше, какие у них были семьи, и как они оказались тут. Оказались не от хорошей жизни. Джигит был капитаном ополчения господина, который постоянно грызся с соседом из— за границы участков. Несчастная межа стала камнем преткновения двух баранов, с одной стороны человека, а с другой голема. Они убили из-за этой распри столько народу, и потратили такое количество ресурсов, что вопрос перерос из области практического в плоскость принципиальную. Джигит осмелился задать вопрос господину о возможном примирении, ведь теряли они больше, чем могли приобрести.

Он его не убил на месте, а продал. Его бывшая жизнь, заслуги, жена и двое детей остались в прошлом, всего за один миг.