— Ммм–хм. — Он закрыл глаза.

Минут через пять Дэймон уснул.

Вернувшись в гостиную, Шерон решила, что между Баттеруортом и Хартманом явно состоялся спор. Хартман был мрачен и раздражен, а Баттеруорт, не обращая на того внимания, глядел в заоконную темень.

— Вот, сказала Шерон, усаживаясь на место, — теперь я могу говорить свободнее. — Она сложила руки на столе перед собой. — Я хочу поговорить с вами о моем муже.

Баттеруорт, перенесший свое внимание с окна на нее, молчал.

— Я понимаю, — продолжала Шерон, — что он, в некотором смысле, жив. Возможно, все это оборудование обеспечивает его жизнь, не знаю.

Баттеруорт медленно покачал головой:

— Если это вопрос, то из тех, на которые я не могу отвечать.

Осекшись, Шерон помрачнела.

— Наверное, вы не понимаете, как это больно для меня. Мне было очень тяжело ехать сюда. Я надеялась, что мы прямо поговорим обо всем и… и все между нами уладим полюбовно.

Баттеруорт был озадачен.

— Я говорю с вами прямо. Что же до полюбовности… Лаборатория в Лонг–Бич сгорела. Тридцать лет работы пошли прахом.

Что это? Он хочет сказать, что из–за нее? Шерон не могла понять его.

— Видите ли…

Он подался вперед, наконец–то включившись как следует в беседу:

— Нет; подождите, ладно? Я хочу вам кое–что объяснить.

Шерон раздраженно вздохнула.

— Но…

— Слушайте, — сказал он неожиданно резко, глядя ей прямо в глаза.

Внезапная перемена смутила ее.