— Сколько? Сколько прошли? Что ты несешь?.. Бред… — отвечал я.

— Может быть, ты и прав, — легко соглашался со мной лысый, сосредоточенно массируя себе лицо, покрытое нездоровыми разводами. — Может быть, это бред. Но если нет? Если нет?! Подумай об этом, брат. Нервы — штука тонкая…

— Тамбовский волк тебе брат! — злился я, путаясь в мокрой простыне, как муха в липкой бумаге.

— Конечно. — Лысый-бритый удобно развалился в кресле. — Конечно! И волк мне тоже брат, и я брат волку своему. Все люди — животные. Ими невозможно управлять. В этом корень всех бед, зло великое. Верь мне, брат.

Он сминал свое лицо, как маску, крепкими пальцами, словно стремился снять ее, сорвать, как душащий противогаз.

Мир вокруг нас стал сверкающим, как паутина в солнечный день. Трещал, плавился.

Лысый встал, простерев руки надо мной, закричал:

— Дабы поняли сами, что они — есть скот, и только! Ибо участь сынам человека и участь скоту — одна и та же им участь: как тому умирать, так и этому умирать! — Затем он наклонился к самому моему лицу, и сквозь зловонное дыхание разложения я услышал: — Так было всегда, понимаешь, брат? Всегда так было! Люди, как скот, умирали, умирали, умирали-рали-рали-рали, пропадали-дали-дали-дали…

Звук дробился и множился, натыкаясь на многоугольность пространства.

Я закричал:

— Так что пользы человеку от всех его трудов?! Тебе что нужно?!

— Спасения, брат, спасения! Оглянись, посмотри вокруг открытыми глазами! Безумцы, маньяки, мутанты… Мутная грязь незаметно закрывает нас с головой! Люди пляшут под руку со смертью. Повсюду только гробы, гробы… Мерзость и грязь! Все мы — гнием заживо в наших уютных гробах! Верь мне, брат!

Он тянул кожу лица вниз, с сухим треском открывались раны.

— Смотри на меня, брат. Потому что я — это ты. Это все ты… А ты — это все они. Стадо скотов, мечущееся от края к краю. От пропасти к пропасти. Почему? Спроси меня, брат, спроси!

— Почему? — выдохнул я.

— Сверхчеловек давно уже умер, на его место встает сверхчеловечество! Те, кто станут понятны и понимаемы, уверены и спокойны, сильны своим единством, смогут наконец перейти через пропасть. По канату из Его нервов, не заботясь о том, куда поведет следующий шаг. Только они спасутся, остальных ждет смерть…

— Почему?

— Потому что будут подчинены одной Его воле, а значит, будут с ним едины. Будут едины с тем, кто уничтожит мир, чтобы очистить его. Новый Потоп, новый Ковчег, новый Ной.

С треском лопнула кожа. Чем-то гадко завоняло… Лысый сорвал с себя лицо, как резиновую маску, обнажив голый череп, покрытый прожилками вживленных электродов. Черепная кость плавно перетекала в печатную плату.