Снаружи вдоль стены диспетчерской вышки тянется узкий внешний мостик. Выйдя на свежий воздух, Хиро слушает Плот. Со всех сторон на него волнами накатывает смутный рев, но не волн или ветра, а множества вырвавшихся на волю человеческих языков. Истинное смешение языков.
Хуанита тоже выходит послушать. Хиро замечает, что за ухом у нее течет красная струйка.
— У тебя кровь идет, — говорит он.
— Знаю. Небольшая примитивная операция, — отвечает она. Голос у нее напряженный, словно ей больно. — Я специально для такого случая носила при себе скальпель.
— Что ты сделала?
— Поддела скальпелем основание антенны и перерезала проволоку, уходящую мне в мозг.
— Когда?
— Пока ты был на взлетной палубе.
— Зачем?
— А ты как думаешь? — говорит она. — Чтобы нам-шуб Энки на меня не подействовал. Я теперь нейролингвистический хакер, Хиро. Ради этого знания я прошла через подземелья ада. Оно теперь — часть меня. Даже не думай, что я соглашусь на лоботомию.
— Когда мы отсюда выберемся, пообедаем вместе?
— Разумеется, — отвечает она. — А теперь давай выбираться.
62
62
— Я просто сделала свою работу, старик, — говорит она. — Этот малый Энки хотел, чтобы я передала послание Хиро, вот я его и доставила.
— Заткнись, — только и бросает Райф.
Но он как будто и не зол вовсе. Просто хочет, чтобы она сидела тихо. Потому что, что бы она ни сделала, теперь это не имеет значения: на Хиро навалилось слишком много антенноголовых.
И. В. выглядывает из окна. Вертолет жужжит над Тихим океаном, держась так низко, что волны практически скользят под ними. Она не знает, насколько быстро они летят, но кажется, что очень быстро. Она всегда думала, что океану полагается быть синим, а оказывается, он самого скучного серого цвета, какой только можно придумать. Миля за милей сплошной серости.
Несколько минут спустя их нагоняет другой вертолет, летит вровень с ними и довольно близко. Это один из вертолетов «НИИ НТР», набит он медиками.
В окно кабины ей видно, что в одном из кресел сидит Ворон. Поначалу ей кажется, что он все еще без сознания, поскольку он странно сгорбился и совсем не шевелится.