— Правда? — Лейтенант вне себя от счастья.
— Да. Он был молод, умен, честолюбив, хорошо образован. И хотел все сделать как лучше. Но у него были некоторые недостатки. А именно упрямая неспособность усвоить основные факторы нашей тамошней ситуации. Психологический блок, если хочешь, который повергал нас, служивших под его началом, в глубочайшее разочарование. Рискованная ситуация, сынок, смертельно опасная, я не боюсь этого слова.
— И как она разрешилась, Дядюшка Энцо?
— Нормально все разрешилось. Видишь ли, однажды я взял на себя смелость выстрелить ему в затылок.
Глаза у лейтенанта, кажется, вот-вот вылезут из орбит, а лицо застывает, словно парализованное. Дядюшке Энцо нисколько его не жалко: если он сейчас подведет, могут погибнуть люди.
Из наушников рации лейтенанта доносится какой-то обрывок радиопереговоров.
— Дядюшка Энцо? — очень тихо и неохотно говорит он.
— Да?
— Вы спрашивали о пиццамобиле.
— Да?
— Его нет на месте.
— Нет на месте?
— По всей видимости, когда они сели, чтобы подобрать Райфа, из вертолета вышел человек, сел в машину и уехал.
— И куда он уехал?
— Мы не знаем, сэр, в том районе у нас был только один оперативник, а он следил за Райфом.
— Снимай наушники, — говорит Дядюшка Энцо. — И отключи рацию. Тебе понадобятся уши.
— Уши?
Пригнувшись, Дядюшка Энцо быстро пересекает стоянку перед ангарами, пока не оказывается между двух небольших реактивных самолетов. Он тихонько ставит скейт на асфальт, потом, развязав шнурки, снимает ботинки. Носки он тоже снимает и запихивает их в ботинки. Из кармана он достает опасную бритву и, открыв ее, разрезает обе штанины по шву от низа до самого паха, потом собирает ткань и обрезает все разом. В противном случае она будет тереться о его волосатые ноги и издавать шорох при ходьбе.
— Господи боже! — слышен из-за пары самолетов голос лейтенанта. — Эла ранили. Господи боже, он мертв!