Я разрываю пространство и толкаю наместника в разрыв. Теперь осел стоит перед ним огромным механическим животным. Невзирая на возражения наместника, я силой усаживаю его на осла.

Туго натянутые жилы приведут в движение вращающиеся колеса внутри, ноги осла повернутся на шарнирах, и он на протяжении целого часа будет носиться в потаенном пространстве по большому кругу, перескакивая с одной светящейся лианы на другую, подобно канатоходцу. Наставница подарила мне ослика на тот случай, если я буду ранена в ходе выполнения задания и мне придется спасаться бегством.

– А ты как защитишься от нее? – спрашивает наместник.

Я вынимаю ключ, и осел уносится прочь, оставляя вопрос наместника без ответа.

* * *

Нет ни завывания, ни пения, ни устрашающего гула. Конгер приближается ко мне совершенно бесшумно. Если не знать ее, может сложиться впечатление, будто оружия у нее нет. Вот почему ее прозвали Безоружной.

Мне жарко в пышном наряде, грим из муки тяжело давит на лицо. Зал заполнен дымом: я подожгла расстеленную на полу солому. Я опускаюсь на корточки там, где воздух чище и прохладнее, чтобы можно было дышать. Я натягиваю на лицо блаженную улыбку, однако мои глаза слегка приоткрыты.

Дым клубится – плавное движение, заметить которое можно, только присмотревшись.

«Мне хорошо известно, как в этом зале дрожит огонек в светильнике, если нет сквозняка от нового отверстия в потолке».

Некоторое время назад я осторожно вырезала кинжалом несколько отверстий в занавеске между измерениями и вложила в них полоски шелка от платья Джинджер, чтобы они не закрывались. Этих отверстий достаточно для того, чтобы из потаенного пространства сюда проникал сквозняк: это поможет мне обнаружить чье-либо присутствие.

Я мысленно представляю Конгер, с неумолимым выражением лица скользящую ко мне в потаенном пространстве, подобно демону, отнимающему души. В ее правой руке сверкает игла – единственное оружие, которое ей нужно.

Конгер предпочитает приблизиться к жертве в невидимом измерении и нанести удар с незащищенной стороны. Ей нравится втыкать иглу прямо в сердце, оставляя грудную клетку и кожу нетронутыми. Ей нравится втыкать иглу в череп и превращать мозг жертвы в месиво, перед смертью сводя ее с ума, но не оставляя на голове никакой видимой раны.

Дым начинает клубиться сильнее – Конгер уже совсем близко.

Я пытаюсь представить происходящее с ее ракурса: человек в одежде цзедуши сидит в затянутом дымом зале, у него на щеке родинка в форме бабочки. Охваченный ужасом, он застыл в нерешительности, у него на лице глупая улыбка, а вокруг пожар. Воздух в спрятанном пространстве над ним стал мутным, словно дым от горящей соломы проник сквозь занавеску между измерениями.