В центре круга непонятно откуда появились голые женщины — исхудавшие, как узники концлагеря. Их кожа выглядела не чёрной, а какой-то серой, словно выцветшей, а на лица было страшно смотреть: на них отпечатался каждый грамм принятой наркоты. Подруги боевиков стояли, нехотя двигая бёдрами, — стало быть, изображали зазывный танец. Но перепившим гориллам Мамы хватило и этого: они сперва присоединялись к дамочкам, строя из себя крутых танцоров, затем выбирали наименее страшных девок и уходили куда-то за пределы освещённого круга.

Я вздрогнул, услышав звук выстрела внутри трейлера Мамы.

Затем пальба повторилась: кто-то со всей яростью высадил не меньше десятка патронов. Замутнённые окна коротко вспыхивали, а негры в это время стояли как окаменевшие. На лицах застыли улыбки, которые медленно сползали, превращаясь в гримасы ужаса. Музыка стихла.

Дверь трейлера, к которой были прикованы все взгляды, снова распахнулась от удара ногой, после чего наружу вылетело и шмякнулось в пыль нечто, похожее на огромный бесформенный мешок. Только красная бандана подсказала мне, что это Нгуту. На пороге стояла Мама — такая же, как и несколькими часами ранее, голая, чёрная, жилистая и вооружённая. Её кожа блестела от пота, а волосы между ног слиплись и висели смешными сосульками.

Тишина, которая установилась в тот момент в ангаре, была действительно полной, я слышал лишь как ветер гуляет между балками и на улице лает собака, а сам боялся пошевелиться, чтобы не привлечь к себе внимание этой ненормальной.

Смешок, который издал Эрвин, услышали все.

— Что, не справился? — презрительно скривился мой напарник.

Мама ответила ему что-то, но скаут покачал головой:

— Прости, крошка, не понимаю ни единого слова.

— Думаешь, ты сделать лучше? — повторила Мама с жутким акцентом и не менее жутким оскалом.

— Думаю, кто угодно справится лучше, чем этот идиот, — съязвил Эрвин. В это же самое время я сидел, внутренне сжавшись и испытывая огромное желание сказать, что я не с этим парнем и вообще его не знаю.

— Белый старик лучше молодой чёрный? — прошипела негритянка, склонив голову в знакомом жесте стервятника, заметившего чудесную вкусную падаль.

— Ага, — падаль кивнула с широкой улыбкой. — Намного лучше.

Мама одним гибким пантерьим прыжком оказалась рядом с Эрвином и ткнула ему в голову пистолетом с такой силой, что голова моего напарника склонилась едва ли не до плеча.

— Давай! — кивнул скаут одними глазами. — Давай, пристрели меня, а затем одного за другим всё своё ебучее племя. Второго, третьего, десятого… Ты же давно их перебираешь, да?