На кривых и грязных прилавках под натянутыми тентами из ткани и плёнки благоухали горы сомнительной еды. Овощи, выращенные прямо здесь, в переулках, на щедро удобренной местными помоями почве, синтетическая говядина и настоящие куриные тушки — тощие и синие. В аквариумах с позеленевшими стёклами лениво шевелили плавниками полуживые карпы, а рядом, в корытах с кусками льда, лежало нежно-розовое филе лосося.

У забегаловок толпа становилась более концентрированной: каждую едальню окружала небольшая группа жующих, смеющихся и говорящих на повышенных тонах людей.

Но больше всего народу толкалось около деревянной конструкции, напоминавшей виселицу. Через перекладину были переброшены канаты с крючьями, на которых висел огромный, в полтора человеческих роста, тунец. На его серебристую чешую падали зелёные, синие и красные отсветы, а поблизости на высоком деревянном ящике стоял толстый японец в замызганном поварском фартуке. Над галдящей толпой в дополненной реальности вспыхивали цифры, среди которых японец выбирал самую крупную, подсвечивал лазерной указкой, спрятанной в указательном пальце, громко проговаривал вслух и высматривал ставку выше.

После продуктовой части началась часть техническая. Здесь было потише и поменьше запахов: собственно, их осталось всего два — бензин и канифоль. Автозапчасти, всякие детали и платы, разобранные компьютеры и простенькие китайские протезы. На одном из лотков, возле которого громко играла музыка и крутился, рассыпая световые точки, диско-шар, я заметил огромную картонную коробку, заполненную пальцами-зажигалками. В ней копался апгрейдер, похожий на киборга из старого фантастического фильма, — хромированная блямба вокруг горящего красным глаза, правая рука из металла и пластика, с яркими наклейками и мелкими синими диодами.

— Долго ещё? — Эрвин обливался потом и бесился — ненавидел жару, толкотню и азиатов. К тому же дорога оказалась слишком долгой: поскольку лезть в общественный транспорт никто из нас не захотел, пришлось вызвать такси и отстоять во всех пробках, что заняло несколько часов.

— Буквально три шага, — усмехнулся я и сосчитал. — Раз, два, три. Та-дам!

Мы стояли перед неприметной стальной дверью, над которой светилось несколько красных неоновых загогулин.

— Это…

— Пошли, — я дёрнул за ручку. — Сам всё увидишь.

Внутри оказалась малюсенькая, но чрезвычайно уютная комнатка — стены, обшитые панелями из дерева и рисовой бумаги, на них огромные вееры с журавлями и замысловатыми иероглифами, в углах высокие вазы с цветами, под ногами мягкий белый коврик, на который было очень неловко наступать после рыночной слякоти.