Эрвин скривился:

— Ну пусть кончилось, и что с того? Если ты рассчитывал умереть в своей постели, то выбрал не то занятие. Жизни преступников и убийц вообще редко когда заканчиваются хорошо, и я удивлён, что ты этого не понимаешь.

— Да понимаю, понимаю. Просто я очень хочу вырваться, но вместо того, чтобы упорядочить свою жизнь, только добавляю в неё хаоса. А значит что-то делаю не так.

— А по-моему всё очень просто, — отмахнулся Эрвин. — Если хочешь упорядочить свою жизнь — опусти руки. На кладбищах такой порядок — ты просто не поверишь! Ровные ряды, надгробия, всё красиво и одинаково — залюбуешься. А жизнь — это бег. Бесконечный бег. И если остановишься ты, то жизнь останавливаться и не подумает — ускачет вперёд, пока ты сидишь и жалеешь себя.

Я покачал головой:

— У меня уже просто нет сил бежать. И знаешь, я вот сейчас сижу, пытаюсь объяснить себе, для чего это всё нужно, — и не могу. Что бы я ни сделал, всё будет только хуже. Бежать? Ну допустим я побегу. Сегодня по камням, завтра по битому стеклу, послезавтра в огне… И ради чего? Идея остановиться не выглядит такой уж плохой, ведь единственное решение, которое не окунёт меня ещё глубже в дерьмо, — это сесть в уголке и ни в коем случае не шевелиться.

— А это всегда так, — пустая бутылка добавилась к банкам, Эрвин полез в сумку. В темноте раздалось негромкое «Пш-ш». — Но бежать надо. Потому что если будешь сидеть не шевелясь, то тебе совершенно точно пиздец. А если продолжишь двигаться, то всего лишь с вероятностью девяносто девять целых и много-много девяток после запятой процентов. Это же очевидно! Что с тобой, эй?

Я молчал.

Парочка за стеной замолкла.

— Не знаю. Ни сил, ни воли, ни цели — один сплошной мандраж и желание просто не существовать. Знаешь, когда ты сказал, что у меня нет никакой депрессии и я просто лентяй и тряпка, это на какое-то время подстегнуло. Но сейчас эффект закончился, и я опять расплываюсь. Покоя хочу.

В полутьме раздался грустный смешок.

— Покоя не существует. О чём я тебе только что толковал? Тем более для таких как мы, а значит — беги, пока не сдохнешь, Маки.

— Звучит как тост, — я эхом отразил смех напарника. — Но пить я не буду.

— Не стану уговаривать, — зашуршал пластиковый пакет. — Мне же больше достанется.

* * *

Когда утром мы с Эрвином, помятые и недовольные, возились с карточкой, пытаясь запереть номер и получить отметку о выселении, из соседнего номера в длинный тихий коридор вышли смазливая миниатюрная блондиночка в коротком платье и седой грузный мужик в изрядно помятом костюме.

— Привет! — дружелюбно поздоровался Эрвин и обратился к девушке: — Работай над артистизмом, сладкая. На курсы сходи, что ли.