— Хотя бы потому, — высокомерно ответил скаут, — что у меня девять миллионов на счету!

— О, так значит ты можешь расплатиться за бухло? — съязвил я.

— Могу, — глоток. — Но не буду.

— Ладно, и всё же. Оставайся! Отставникам лучше держаться вместе, мало ли что?

Эрвин скривился так, будто я вместо виски налил ему уксус.

— Не-ет. Это твоя пенсия, Маки, не моя. Это ты можешь провести тут ближайшие сорок лет, протирая стаканы и кайфуя от того, что ничего не меняется, а я от такой жизни через неделю волком взвою.

— А от какой не взвоешь? — я подобрался, заранее зная, что услышу.

— Соберу банду, буду чистить город от всякой чёрной мрази. Схожу для начала к Мусаями, может, у него найдётся работа. А не найдётся — всё равно не стану сидеть без дела. Раз даже ты под наркотой сумел навести в гетто шороху, у меня и подавно получится. А может быть — кто знает? — соберу личную армию и захвачу какое-нибудь маленькое государство. Впервые я совершенно свободен и ничто меня не ограничивает! Девять лямов, Маки! Да я за эти деньги целый полк соберу с техникой, авиацией и артиллерией — и разъебу всю Африку вдребезги! Дух захватывает, правда?

Я всплеснул руками:

— Но какой в этом смысл?!

— А какой смысл во всём? — ухмыльнулся скаут. — Только пожалуйста, не начинай снова читать проповеди, а то я и так спать хочу. Это просто весело.

— Псих, — покачал я головой.

— Может быть, может быть, — закивал скаут. — А может быть, я единственный в этом мире знаю, что хорошо, а что плохо. Может быть, моё субъективное мнение и есть объективная истина, а?

— Иди к чёрту, — огрызнулся я.

Пауза, заполненная неловким молчанием. Песня стихла.

— Есть ещё монетки? — спросил напарник.

— А Мама в твоей системе координат — это хорошо или плохо?

Впервые я видел, чтобы человек трезвел так быстро. Скаут подобрался, напрягся и крепко стиснул челюсти, мгновенно став похожим на железную статую самого себя.

— Некоторым вещам, Маки, — отчеканил Эрвин, — лучше остаться в прошлом. Понял?

Мы долго смотрели друг на друга, не мигая. Скаут — с насмешкой, я — жалея, что не могу испепелить оппонента взглядом.