беременная женщина, вот с таким животом. Ну что может быть между ней и этим парнем? Глупость. Я понимаю, убить с целью грабежа. Нет его, грабежа-то.

— Так ведь и официантка в Алма-Ате убита не с целью ограбления. Может, он просто психопат.

— Нет и ещё раз нет, — категорически отрезал Иван Васильевич. — На убийство в психопатическом состоянии это не похоже. Вы плохо слушали лекции по судебной психиатрии. Более того, Яшин все разложил вам по полочкам.

Обратите внимание, как убийца все рассчитал, стервец. Милицию обманул, врача, следователя. А ты говоришь — психопат, истерик…

Мой бывший шеф был в ударе. И хотя говорил резко, такая беседа меня устраивала.

Но проверить все-таки надо было, — попытался оправдаться я.

— Надо. Проверил, не сходится — со счётов этого Дапилова-Савчука. Поехали дальше. Теперь об этих двух гаврпка.х, крепко спавших в ночь убийства. О Коломойцеве и Залесском. Алиби. Ничего не поделаешь. — Иван Васильевич посмотрел на меня выжидательно.

— Думал, не беспокойтесь, — сказал я, упреждая новый натиск. Но натиска не последовало.

Он раздумчиво произнёс:

— Мотивы… Какие у них могли быть мотивы? Но ведь и не придумаешь.

— Выдумывать нельзя. Надо знать точно.

— Все это верно. — Иван Васильевич продолжал обдумывать какую-то мысль.

— Один-алкоголик, опустившийся человек…

— Безвольный Коломойцев человек. Трусоват. Аню побаивался.

— Это ничего не значит. Есть такие, терпят, терпят, а потом с отчаяния натворят бог знает что. На пьяную голову мелочь может показаться чуть ли не смертельной обидой. Сколько случаев, когда пьяные не помнят, что совершили.

— А кровь? На одежде, на руках.

— И отмоют, и затрут, и выстирают, но все равно не вспомнят. Игорь Андреевич, — вдруг встрепенулся он, — ты не поговорил с его хозяйкой, не было ли у него когда-нибудь что-то вроде сомнамбулического состояния?

— Разумеется, спрашивал. Как выпьет-сразу доберётся до постели и спит.

— Не бродит, не возникает идеи сделать что-нибудь?

— Спит, как мыша, — вспомнил я выражение Матюшиной.