— Ирина Давыдовна, а не говорил ли вам Валерий, что у него рос сын? — спросил я, когда она сделала небольшую паузу.

Палий словно споткнулась:

— У Валерия?

— Да, у него. Сын. У его однокурсницы, женщины, которую он бросил одну, живущую без атца и матери, совсем ещё неопытную, материально не обеспеченную… — Мои слова, намеренно сухие и жёсткие, как пули, разбивали разноцветные шарики её фантазии (или заблуждения, я не знал).

— Я этого не знала.

— А если бы знали?

— Если вы когда-нибудь испытали, что такое настоящая любовь, вряд ли задали бы такой вопрос…

— Возможно… Давайте теперь вернёмся к тому, с чего я начал. Вы знали людей, с которыми он общался здесь, в Москве?

— Мои приятели и знакомые. Все моё.

Отличное признание. Все моё…

— Ни единого своего друга? — я сделал ударение на слове «своего».

— Если не считать шапочных знакомых в Доме литераторов.

Да, Иван Васильевич оказался пророком. Попытки выйти на Генриха через приятельницу Залесского не увенчались успехом.

— Залесский безотлучно находился в городе?

— Я не имела права его держать.

— Уезжал?

— Раза два-три. В командировку от какой-то центральной газеты. Привёз однажды подарок из Гусь-Хрустального. Вазочку. Ирония судьбы. Стала мыть её горячей водой — распалась на части, по граням.

— Когда он уехал совсем?

— Под самый Новый год.

По времени выходит, от Палий — сразу в Вышегодск, к Ане…