Перебрав всех близких — мать, брата, сестру, дядь„в и сватьев, я спросил:

— Почему не дал знать, что едешь? Встретил бы.

— Добрался, — ответил он солидно. — Чего тебя отвлекать…

Мы помолчали.

— Значит, примете меня на праздники?

— Чего уж говорить. Погуляем…

— Я, наверное, не один…

Отец кивнул. Но вида, что его очень интересует, с кем именно, не подал. В его манере-все воспринимать невозмутимо, как подобает рассудительному мужику, каковым он себя считал. Частенько без основания,

— Вроде с невестой, — уточнил я осторожно.

— Встретим, сынок, как полагается.

— Правда, ещё не окончательно. Знаешь, моя служба…

Сегодня здесь, завтра там…

Отец приехал показаться хорошему врачу. Сильно стали сдавать глаза. Он крепился, крепился, но, видимо, дело обггояло худо. Отец успел уже, оказывается, побывать в Институте имени Гельмгольца. Но там ему сказали, что пет мест.

Я вспомнил об Агнессе Петровне. Чем черт не шутит…

Когда я изложил ей свою просьбу, она с радостью сказала:

— Вам повезло. Какое-то невероятное совпадение. Буквально пять минут назад у меня была подруга сестры жены завотделением Института Гельмгольца. Заказала вечернее платье. Нет, вы родились в рубашке. Позвоните завтра и считайте, что все устроено…

Потом отец попросил достать какие-то лекарства.

Старая история. Стояло кому-нибудь из его знакомых приобрести новый лечебный препарат, особенно если в красивой упаковке, мне тут же слали поручение — достать его во что бы то ни стало, имело это отношение к его болячкам или нет.

Я переписал себе в записную книжку названия лекарств.

Вышли вместе. Кружилась метель, подметая московские улицы. Родитель мой, как ни пытался сохранить достоинство и независимость, терялся в столице, бросал на меня виноватые взгляды. Ехать в Бабушкин, в мою квартиру, для него целая проблема. Я ему объяснял, на какой станции метро выйти, каким автобусом добираться дальше. Он кивал и не очень уверенно приговаривал: