Поразительная аккуратность обстановки, подушки с острыми уголками, отполированные поверхности без единого пятнышка никак не вязались с образом совсем юной девушки.
– Мы с Келси плохо уживались, – сказала Хейзел, будто в очередной раз читая мысли Страйка. Она ткнула пальцем наверх, куда ушел Рэй, и у нее хлынули слезы. – Он-то куда снисходительнее был к ее капризам, к обидчивости. Рэй легко с молодежью общий язык находит – у него взрослый сын, за границей работает. А когда полицейские нагрянули, – продолжила она с внезапной злостью, – и сказали, что она… что ее… Рэю так досталось… будто он какой-то… да ему тыщу лет не… Я ему тогда сказала: это что же делается, такое в страшном сне не приснится… В новостях показывают, как люди умоляют детей вернуться домой… как невиновных судят… кто бы мог подумать… вам бы в голову не пришло… а мы откуда знать могли, что она пропала? Уж мы бы на розыски бросились. Откуда нам было знать?.. А полицейские Рэю такие вопросы задавали… где он находился и все такое…
– Я слышал, он непричастен, – сказал Страйк.
– Да, это они
У нее не укладывалось в голове, что человека, жившего под одной крышей с Келси, подозревают в ее убийстве. Страйк, которому довелось слышать показания Бриттани Брокбэнк, Роны Лэйнг и им подобных, знал, что насильники и убийцы чаще всего – не чужаки в масках, караулящие в темноте под лестницей. Обычно это отец, муж, сожитель матери или сестры…
Хейзел быстрыми движениями вытерла слезы, а потом спросила:
– А как вы, кстати, поступили с ее дурацким письмом?
– Моя ассистентка убрала его в ящик для нестандартной корреспонденции, – ответил Страйк.
– В полиции сказали, вы ей не ответили. А письма, которые у нее нашли, – фальшивки.
– Так и есть, – подтвердил Страйк.
– Выходит, злоумышленник наверняка знал, что у нее был к вам интерес.
– Да, верно, – сказал Страйк.
Хейзел шумно высморкалась. а потом спросила:
– Чаю-то выпьете?
Он согласился лишь для того, чтобы дать ей возможность прийти в себя. Но как только она вышла из комнаты, он не таясь осмотрелся. На сдвинутых вместе маленьких столиках стояла единственная фотография улыбающейся женщины за шестьдесят в соломенной шляпке. Страйк предположил, что это мать Хейзел и Келси. Рядом с этим портретом осталась темная полоска, которая свидетельствовала о том, что совсем недавно здесь стояло еще одно фото, загородившее в этом месте дешевую столешницу от прямых солнечных лучей. Страйк подумал, что то была школьная фотография Келси, которая обошла все газеты.