Она сделала еще глоток вина.
– У него помутнение рассудка. Он болен. Как можно было на такое пойти? Это же не что иное, как психическое расстройство.
Робин вспомнила темную баржу, где Рафаэль благоговейно расписывал ту жизнь, какую искал для себя: вилла на Капри, холостяцкая берлога в Лондоне и новый автомобиль с водительскими правами – по истечении срока давности за аварию со смертельным исходом. Ей подумалось, что он самым тщательным образом спланировал отцовскую смерть, а допущенные промахи объяснялись только спешкой. Робин снова увидела лицо Рафаэля поверх наставленного на нее ствола и снова услышала вопрос: почему она решила, будто одна женщина отличается от другой – что его шлюха-мать, что соблазненная им мачеха, что Робин, которую он собирался застрелить, чтобы утянуть за собой в преисподнюю? Неужели такое состояние действительно могло считаться болезнью и требовало изоляции в психиатрической клинике, а не в тюремной камере, о которой страшно подумать? Или же его грезы об отцеубийстве созрели в темных болотах между болезнью и неистребимой злокозненностью?
– …у него было кошмарное детство, – говорила Иззи, а потом, не получив отклика ни от Страйка, ни от Робин, решила нажать: – В самом деле, поверьте, это так. Не хочу плохо говорить об отце, но Фредди был для него
– Бывает детство и похуже, – вставил Страйк.
Основываясь на немногих известных ей фактах, Робин как раз подумала, что жизнь Рафаэля под крылом матери была в чем-то схожа с ранним этапом жизни Страйка; удивляла лишь резкость, с которой тот высказал свое мнение.
– На долю многих выпадает куда более злая судьба, чем быть сыном легкомысленной матери, – продолжал он. – Однако не все становятся убийцами. Взять хотя бы Билли Найта. Своей матери он, считай, не знал. Терпел издевательства и побои жестокого алкоголика-отца, получил серьезное психическое заболевание, но за всю жизнь мухи не обидел. И ко мне в агентство он явился в приступе психоза, но лишь затем, чтобы добиться справедливости для кого-то другого.
– Да-да, – торопливо подтвердила Иззи, – да, конечно, это правда.
Но Робин чувствовала, что даже сейчас Иззи неспособна соизмерить страдания Рафаэля и Билли. Первый, в противовес второму, всегда будет вызывать у нее жалость, ибо потомок рода Чизуэлл уже по праву своего появления на свет отличен от безродного мальчишки, чьи мучения были спрятаны в усадебном лесу, где по неписаным законам селился рабочий люд.