— Ты пугаешь Мишеля, — сказала Матильда. — Отдай его мне и тогда…
— Нет! — закричала Греттен.
От громкого звука ее голоса кабан пришел в ярость и ударил рылом в забор. Воспользовавшись тем, что Греттен отшатнулась, я бросился вперед. Но ее реакция оказалась быстрее — она снова поднесла ребенка к ограде.
— Назад!
Я попятился. Кабан в злобе крошил клыками доски. Мишель ревел и колотил ножками в воздухе.
— Не надо! — Матильда в ужасе зажала рот. — Пожалуйста, не надо. Ведь он твой…
— Мой брат? — Матильда не ответила, и лицо Греттен побледнело. — Неправда! Я тебе не верю!
Она зарыдала, прижав Мишеля к себе. Слава Богу! Я почувствовал, как напряжение отпускает Матильду.
— Пошли домой, — сказала она и сделала шаг вперед. — Дай мне Мишеля.
— Шлюха! — С искаженным лицом Греттен снова подняла мальчика над забором. Доски ограды трещали и расщеплялись под ударами кабана.
Я приготовился к решающему броску, хотя понимал, что ни я, ни Матильда не успеем подхватить ребенка.
Матильда стояла, молитвенно вытянув руки вперед. Луна вышла из-за облаков и заливала сцену призрачным светом.
— Пожалуйста, прости. Позволь мне объяснить…
— Шлюха! Лживая шлюха!
— Греттен, ради Бога…
— Заткнись! Я тебя ненавижу! Слышишь? Ненавижу!
Греттен повернулась к загону, и в это мгновение раздался хлопок, как удар хлыста. Она споткнулась, ноги подкосились, и сжимающие Мишеля руки разжались. Я рванулся, чтобы подхватить мальчика, но Матильда оказалась проворнее. Убедившись, что он не пострадал, сунула его мне и повернулась к дочери.
На майке Греттен расплывалось темное пятно. Даже теперь я не понимал, что произошло. Пока не услышал стон и, повернувшись, не увидел на опушке леса Арно. Приклад ружья все еще был прижат к его плечу, но ствол бессильно целил в землю. Он неловко побежал в нашу сторону, а Матильда опустилась на колени около Греттен. Та лежала на спине, ее руки и ноги непроизвольно подергивались, взгляд устремился в небо.
— Матильда… — Греттен вдруг заговорила голосом потерявшейся, ничего не понимающей маленькой девочки. — Матильда, я не хотела…
— Тихо, все хорошо. Тебе нельзя говорить.