— Убери весь этот мусор, — сказала она Синди, кивая на кучу других конвертов. — Наш мистер Мак-Клоски указал в письме номер своего телефона. Я, пожалуй, позвоню ему прямо сейчас, не сходя с места.

С Уильямом Мак-Клоски она беседовала почти час, и в конце разговора окончательно уверилась, что он действительно тот, за кого себя выдает.

— Гарв Петерсен весь день провел на совещании, — сказала она Синди, уже собираясь уходить. — Мне так и не удалось с ним связаться. Позвони его секретарше завтра утром, как только придешь. Скажите, что меня весь день не будет.

— А куда вы собрались? — полюбопытствовала Синди.

— В Чикаго.

— Рад буду помочь вам, если смогу, мисс Кортни, хотя так и не понял из вашего объявления, какие именно сведения вам необходимы, — сказал ей Уильям Мак-Клоски, долговязый и сухопарый старик с поредевшей седой шевелюрой и обветренным морщинистым лицом. Они сидели в гостиной его просторного дома в предместье Чикаго. — Кофе хотите?

— С удовольствием, — улыбнулась Мередит, доставая из сумочки портативный магнитофон, с которым никогда не расставалась. — Вы написали, что присутствовали во время съемок последнего фильма Элизабет Уэлдон. Это так?

— Да, — кивнул Уильям Мак-Клоски, наливая ей кофе.

— Спасибо. — Мередит неторопливо размешала ложечкой сахар. — Мне известно, при каких обстоятельствах погиб её ребенок, — сказала она. — А вот как умерла сама Элизабет? От сердечного приступа?

Мак-Клоски задумчиво поскреб в затылке.

— Боюсь, что на этот вопрос точного ответа у меня нет, — сказал он наконец. — Видите ли, мисс Кортни, после случившегося Элизабет Уэлдон была в шоке. Четыре дня, в течение которых её сын медленно умирал, оказались для неё непосильным испытанием. Мальчик свалился в заброшенную скважину — просто не представляю, почему её в свое время не замуровали, — и в течение четырех дней мы с понаехавшими из города людьми безуспешно пытались к нему пробиться. На четвертый день мы были вынуждены прекратить операцию по спасению. Там был доктор — я не помню сейчас его фамилию, она слишком труднопроизносимая, — так вот, он сказал, что мальчик не мог оставаться в живых так долго. — Он чуть помолчал, затем продолжил: — Когда Элизабет сказали об этом, что-то в ней сломалось. Как будто в голове щелкнули каким-то выключателем. Она вскрикнула — всего один раз, — и замолчала. Как оказалось — навсегда. Только сидела в полной неподвижности и отрешенно смотрела перед собой. Ни с кем не разговаривала, никого не узнавала — даже собственного мужа. Не хотела знать, что делается вокруг. Словом, впала в ступор.