– Да ты не расстраивайся так… – Беркович обнял и поцеловал Жанну в макушку. – А ты думаешь, что ТЫ встречалась только с одним Борисом? Я хоть и выпил, но еще соображаю… Каждый развлекается как может.

– Я тоже так думаю: оба встречались с одними и теми же женщинами… Но твое счастье, Жанна, – продолжала Земцова, – что Борис тебя любил, да и Михаил тоже, ведь они воспринимали тебя как Валентину, или Еву…

И теперь ты вряд ли сможешь с точностью определить, с кем и когда ты бывала в постели… Ты не стесняйся, ведь речь сейчас идет не о твоей интимной жизни, а о мотивах преступления. Постарайся абстрагироваться…

– Тогда я знаю, когда и с кем я была… Я была с Борисом весь год, потому что у нас с ним ничего не происходило… Он любил меня по-настоящему и жалел меня… – Она разрыдалась. – А этот.., этот настаивал… Но я не могу сказать, что он какой-то извращенец, он был очень ласков со мной, он не мог убивать этих несчастных девушек!..

– Ты не плачь, быть может, это был действительно Борис, который испытывал к тебе не только любовь, но и самую настоящую страсть… Но ты должна понять, что он не мог, такое долгое время живя рядом с сумасшедшим братом, оставаться прежним Борисом… Я думаю, что он все эти годы жил в аду и что ему приходилось покрывать преступления брата и, быть может, подыгрывать ему из соображений собственной безопасности.

– Так кто и как убил Валентину? – повторил свой вопрос Беркович. – Что-то я окончательно запутался…

Ну не оба же они заставили ее залезть на стул, чтобы потом толкнуть ее?

– А она и не залезала ни на какой стул, – вдруг сказал Астраханов, и в комнате наступила тишина. Слышно было, как в камине трещат поленья да тяжело дышит Беркович. – Вы же не дали мне договорить…

– Ты хотел нам рассказать что-то про Леву Тришкина, – подсказал ему молчавший до сих пор Шубин, который внимательно слушал говоривших и понимал, что сегодняшний вечер положит начало его качественно новым отношениям с Юлей Земцовой: они либо расстанутся, либо она поедет к нему и останется у него навсегда…

– Так вот, она не залезала ни на какой стул, – с воодушевлением и природной артистичностью продолжил Астраханов, испытывая удовольствие от этой минуты и желая, очевидно, потянуть ее, насколько это возможно, – и не мыла никакое окно. Ее убили самым, на мой взгляд, оригинальным способом… Скорее всего во время сна ее перенесли на пол и там одним ударом ножа повредили артерию.., на левой ноге.., сзади, чуть пониже бедра… И Лева был вынужден молчать об этом, поскольку все остальные раны были нанесены уже стеклом… Много крови, порезы, разбитое стекло… – полная иллюзия несчастного случая! Кроме того, чуть не забыл, в деле присутствовал и кляп! Во рту бедняжки была найдена овечья шерсть… Возможно, кляпом послужил шерстяной носок или платок…. Да и руки ее убийца связал, на запястьях остались следы… Вот из-за этого всего Тришкин и пострадал… Ему звонили, просили молчать об этом кляпе, следах на запястьях и ножевой ране на ноге, требовали, чтобы он документально представил все это как несчастный случай, а когда он обложил звонившего матом и заявил, что не намерен подставлять свою голову неизвестно за что, начались сначала обещания денег, ну а потом, когда он отказался и стал угрожать сам (а вы знаете, наверно, каким бывает Тришкин, когда напьется, тем более что пьет он всегда!), его и решили убрать… Пытались совершить наезд. Это еще хорошо, что он отделался инвалидностью.