Никто здесь не купался. Сидели в шезлонгах, дышали йодистым солёным воздухом, кутались в меха и пледы, смотрели на море, слушали вой ветра, шум волн, крики чаек, ели знаменитых местных устриц в прибрежных ресторанах.
Богатые немцы, выбравшие местом отдыха или всего остатка жизни этот северный остров, искали покоя, уединения, чистого морского воздуха. Здесь не строилось никаких фабрик, были только фермы по выращиванию устриц, старые мельницы, маленькие пекарни. Здесь не любили автомобилей. Остров был настолько мал, что по нему ездили на велосипедах и ходили пешком.
Старый господин в полотняном шезлонге на берегу ничем особенным не отличался от своих соседей по ледяному пляжу. Разве что ноги его были укутаны не клетчатым пляжным пледом, а белым пуховым платком, который он купил когда-то за копейки в русском городе Оренбурге. Он, как многие на этом пляже, говорил вслух, как будто с самим собой. Но, в отличие от остальных отдыхающих, не по мобильному, через наушники и микрофон. Не было при нём телефона. Речь его звучала странно. Перекрикивая чаек, волны, ветер, старый господин громко, выразительно читал стихи по-русски:
— О, майн гот, опять, — проворчала крепкая высокая немка лет пятидесяти, — ну и ехали бы в свою Россию. Теперь что мешает?
Она подошла к старому господину сзади и бесцеремонно натянула ему на голову детский лыжный шлем с помпонами. Господин сердито посмотрел на неё и спросил по-немецки:
— Который час?
— Половина пятого. Вам пора обедать.
— Спасибо, Герда. Я поем здесь, на берегу, в ресторане. Иди, скоро начнётся твой любимый сериал.
— Я поняла. Это очень любезно с вашей стороны, Микки. Значит, телятину, брокколи и горячий яблочный штрудель со сливками я должна отдать соседским псам?
— О чём ты?
— О том, что вы просили меня сегодня с утра для вас приготовить. Я старалась, томила телятину на пару, пекла штрудель, взбивала сливки, и все для того, чтобы вы ели туристическую отраву за двести евро? Если у вас так много денег, лучше отдайте их бедным. Если вам плевать на ваш чёртов старый желудок, лучше убирайтесь в свою Россию и пейте там щи с водкой.
— Ладно, не обижайся, — сказал старик, — пойдём. Только все ты путаешь, Герда. У соседей собак нет, ближайший пёс живёт у Кригеров, через пять домов от нас. Это папильон, размером меньше твоей ладони. Он вряд ли осилит и оценит твой замечательный обед.
— Уж во всяком случае он отнесётся к нему уважительней, чем вы.
— Не думаю. Послушай, разве я не объяснял тебе сто раз, что щи не пьют, а едят? Это овощной суп. Ты так ненавидишь его потому, что не можешь правильно сварить.