Светлый фон

– Молодцы! Отличная работа! И что, сотрудники так и сидят? Или их уже выпустили?

– Конечно, Владимир Ильич, всех выпустили.

Ленин хмыкнул и опять уставился в бумаги.

– Всех. Замечательно. И лиц, задержанных на квартире номер пять, в доме десять по Большой Садовой, тоже выпустили? Ну, да, я вижу. «Давид Савельевич Пигит, беспартийный марксист и интернационалист. Имеет обыкновение после каждого незначительного акта против Совнаркома быть арестованным. Так, он был арестован после убийства графа Мирбаха и освобожден по просьбе ряда коммунистов. Ныне предлагаю освободить его без таковых ходатайств… Засаду с квартиры снять. Кингисепп, Петерс, Аванесов».

«Давид Савельевич Пигит, беспартийный марксист и интернационалист. Имеет обыкновение после каждого незначительного акта против Совнаркома быть арестованным. Так, он был арестован после убийства графа Мирбаха и освобожден по просьбе ряда коммунистов. Ныне предлагаю освободить его без таковых ходатайств… Засаду с квартиры снять. Кингисепп, Петерс, Аванесов».

Он захлопнул папку и раздраженно отбросил ее прочь.

– Архиглупо, архинебрежно! Запомните, Яков, этой безобразной халтуры я никогда не читал, в глаза не видел! «Имеет обыкновение быть арестованным»! Умственные недоноски!

«Имеет обыкновение быть арестованным»

Свердлов хотел сказать еще что-то, но не успел. Ленин опять захохотал, замахал рукой.

– Все, идите, Яков, унесите это от меня подальше, иначе помру от смеха!

Свердлов взял папку со стола, сверкнул своими пенсне.

«Да, я знаю, меня здесь не должно быть», – хотел сказать Федор, но, разумеется, промолчал.

– Ушел, сволочь, – пробормотал Ленин, когда закрылась дверь, – и не куда-нибудь, а в мой кабинет. Засел там, как у себя дома, устроился основательно, с комфортом, распоряжается, руководит в свое удовольствие, Бончу сказал: видите, и без Ильича отлично справляемся. А Бонч, верный мой дружок, конечно, прибежал мне об этом доложить, чтоб поднять настроение. Троцкий заигрывает с англичанами, с американцами, у него своя отдельная игра, хитрая, умная. Соломку подстилает, чтоб мягче падать.

Он снова засмеялся, громко, на высоких нотах. Смех был похож на истерику. Но стих через минуту, когда в комнату вошла Крупская.

– Володя, что? Что опять случилось?

– Ничего, Надюша. Все в порядке.

Федор не знал, был ли между ними разговор о расстреле Фанни Каплан. Больше речи об этом не заходило. Вероятно, вождь легко убедил жену, что поспешная казнь – недоразумение, в котором виноват Свердлов.

– Ты же знаешь Якова, он человек решительный и жесткий. От ошибок никто не застрахован.