Светлый фон

– Да, сразу понять их трудно, – кивнул Федор. – Они другие. Даже самые лучшие из них, все равно совсем другие. – Он склонился к уху профессора и прошептал: – В данном случае речь идет о гигантских суммах. Белкин владеет информацией, которая нигде не записана и может исчезнуть вместе с ним.

Михаил Владимирович ничего не ответил, прикусил губу, покачал головой.

Бокий вышел минут через пятнадцать. По лицу его было видно, что теперь разговор окончен и он вполне удовлетворен результатом.

– К сожалению, ему опять плохо, – сообщил он, – я приглашу к вам какого-нибудь помощника, более толкового и расторопного, чем я. Счастлив был знакомству. Надеюсь, теперь мы станем видеться часто. Всего доброго.

Михаил Владимирович ничего не ответил, кинулся к больному. Трубка с иглой болталась. Белкин задыхался. Дали кислород, сделали несколько вливаний, опять поставили капельницу.

Он так и не пришел в сознание. Вывести его из комы не удалось. В пять часов утра сердце его остановилось. По советскому времени было уже восемь. Федор должен был вернуться в Кремль. Он не мог отлучаться более чем на сутки.

Глава двадцать шестая

Глава двадцать шестая

Москва, 2007

Москва, 2007

Охранник выкатил кресло на лестничную площадку, бережно вытащил из него Агапкина и внес его в лифт на руках. Старик был в строгой темно-синей тройке, в белоснежной рубашке, в галстуке и новеньких замшевых ботинках. Сверху Кольт накинул на него дубленку. В лифте попытался натянуть ему на голову вязаную шапку.

– Отстань. Авось не простужусь за три минуты, – сказал Федор Федорович, – сам надень, а то тебе всегда в уши надувает.

Черный джип Петра Борисовича стоял у подъезда. Шофер убрал сложенное инвалидное кресло в багажник, охранник усадил старика на заднее сиденье, сам сел вперед. Джип развернулся и покинул двор.

– Гоша, ты точно не забыл налить Адаму воды в миску? – спросил старик.

– Точно, Федор Федорович. Не забыл.

– А форточку в кабинете ты закрыл?

– Закрыл, Федор Федорович.

– Уверен? У меня куча бумаг на столе, будет сквозняк, они разлетятся, Адам не любит оставаться один, может из чувства протеста на них пописать. Такое уже случалось.

– Какой ты нудный, Федор, – тихо заметил Кольт.

Старик оставил охранника в покое и повернулся к нему: