— Грехов у тебя многовато. Но не все еще потеряно. Ты задумывался над этим?
— Пытаюсь думать. Да и раньше думал, сразу после суда. В колонии стараюсь честно искупить свою вину. Пораньше, может, освободят. С темными делишками решил покончить.
— Но чтобы покончить, надо очистить себя от прошлого грязного, Иван.
Юкляевских слегка насторожился, лицо его приняло серьезный, несколько удивленный вид.
— Да, да, надо очистить себя, — повторил я. — На твоей совести, Иван, лежит еще одно серьезное преступление, за которое тебя пока не беспокоили.
Я достал из правой тумбы стола старые кирзовые сапоги, поставил их перед Юкляевских и спросил:
— Может, припомнишь, где снял и оставил ты эти сапоги, надел новые, яловые, которые и сейчас на твоих ногах? Могу показать и портянки твои, и остаток материала, из которого они сделаны. Или познакомить с показаниями твоей жены?
Иван долго глядел на кирзовые сапоги, затем опустил остриженную голову, отчего казался еще сутулее, помолчал, задумчиво улыбнулся, тихо попросил:
— Покажите в протоколе допроса только подпись жены.
Я показал.
— Значит, через три года, но все-таки докопались. — Иван полез в карман за махоркой и бумагой.
— Не раскрытых преступлений не бывает, Иван Константинович. Когда они раскроются — другой вопрос. Одни раскрываются быстро, другие через месяцы и даже через годы, но обязательно раскрываются.
Я взглянул на Ивана. Он сидел, как больной, откинувшись всем корпусом на спинку стула.
— Итак, Иван Константинович, когда, где и при каких обстоятельствах ты оставил сапоги?
— Осенью пятьдесят шестого года мы приезжали в Кособродск, обворовали магазин и уехали. В магазине я надел яловые, а свои оставил. Об этой краже я много думал в колонии, ночами думал. Лежу на нарах, заснуть не могу, хоть глаза зашивай. Душу кошки царапают. Отсижу, думаю, этот срок, а старый грех откроется, и меня снова в суд. Сколько раз хотел сходит к о́перу[22], обо всем рассказать, но не осмелился. Теперь душа будет спокойна, чиста…
Я подробно записал показания Ивана Юкляевских и предложил прочитать лично. Он расписался в протоколе, не читая, осторожно положил ручку на чернильный прибор и коротко произнес:
— Верю.
А это уже кое-что значило.
ХОД КОНЕМ
ХОД КОНЕМ