— Красивое занятие — делать людям добро... Сейчас вот женщина за ребенка так благодарила, что даже неловко стало.— Он опять помолчал немного и повернулся к Тимонину:—А как там наш полк?
У Тимонина защемило сердце. Он сухо ответил:
— Поредел наш полк. Почти половина домой уехала...
— Да! — вдруг вспомнил Степан.— Извините, перебью. Я ведь на днях вашего дружка встретил здесь.
— Какого? — встрепенулся Тимонин.
— Старшину-сверхсрочника, что командира полка на «Победе» возил, помните? Вы с ним воевали, за границей были...
— Орлова? Никиту?
— Во-во! Его самого. Он меня с дежурства домой подвез. Опять на «Победе» ездит, возит какого-то директора фабрики. У него же, помните, три года назад несчастье случилось: жена ушла с годовалым ребенком, спуталась с каким-то проходимцем. Старшина демобилизовался. Работал на Алтае. Потом узнал, что бывшая его жена отравилась из-за того, что ее новый муж крупным преступником оказался. Старшина кинулся разыскивать своего сына. Где только ни мотался. И вот нашел здесь, в детдоме. Теперь живут вдвоем. До смерти рад старшина...
— Не женат?
— Воздерживаюсь пока, говорит. Но я так понимаю: сыну мать нужна.
Тимонин зажег папиросу и, с наслаждением затягиваясь дымом, взволнованно проговорил:
— Да... ну, спасибо тебе, Степан. Хорошую ты мне новость рассказал. Значит, шофером директора фабрики?
Гаврюшкин рассмеялся:
— Я сегодня уже дважды «спасибо» заработал, значит, два добрых дела сделал. А день только начался. Не плохо, верно, товарищ старший лейтенант? А вы еще раздумываете: идти к нам или...
Степа« не договорил. Его внезапно перебили — рядом раздался строгий голос:
— Ах, вот она, моя милиция?!
Возле скамейки, опираясь на почерневший от времени, отполированный до блеска посох морщинистыми, со вздутыми жилами руками, стояла дебелая старуха. Седые волосы, несколькими прядями выпавшие из-под белого в крапинках платка, придавали ей воинственный, даже свирепый вид; выцветшие, бледно-голубые глаза под насупленными бровями метали искры. Казалось, она вот-вот поднимет вверх свой посох и начнет «разговаривать» им...
— Так вот где ты, блюститель порядка?! — зло повторила старуха, не меняя позы. — Сидишь и лясы точишь?
Гаврюшкин густо покраснел, даже на лбу у него проступили веснушки. Он поспешно встал, оправил китель и как-то растерянно, будто нашкодивший третьеклассник перед учительницей, залепетал:
— А что... что случилось... бабушка?