Муртузов поджидал ее дома. Вид у него был обиженный, надутый.

— Ну, где была, ханум? Ты уже даже не встречаешь мужа?

— Сам велел мне утром пойти туда. — Явер уперлась кулаками в крутые бока, — У начальника твоего была. Где я могла еще быть?

— А почему такая злая?

— Очень просто, потому что ты превратил меня в служанку. Ходи к ним, говоришь, делай, что тебе велят. Заводишь меня, как граммофон. Говори — вот так, ной — вот так. Ты меня превратил в попугая.

— Ладно, ладно. Говори… пой… попугай… Что, честь твою задевает это, что ли?

— Конечно, задевает. Чем я хуже других жен? Почему я должна им прислуживать.

— Так надо, говорю. Ты думаешь, одна у меня забота беречь твою квартиру. Не умрешь за пять-десять дней. Но не в этом дело. Ты меня не проведешь. Наболтала, наверное, лишнее, потом догадалась, что много наболтала, и злишься. Ты же не говоришь, а выплескиваешь, рассыпаешь слова по полу, как маковые зернышки рассыпают, их потом не соберешь, не сметешь в кучку…

Явер обиделась и оттопырила губы.

— Можно подумать, что я тринадцатилетняя девочка.

— Тринадцатилетний ребёнок — и тот имеет сознание — жестоко заметил Муртузов.

— Это ты делаешь из меня дуру. Все соседки уважают меня, считаются с моим мнением, клянутся моей головой!

— Они думают, что внутри твоей тыквы имеется одно семечко… Не знают, что там пусто… Ха-ха.

— Не своди меня с ума, Муртуз, не омрачай мой разум… — Явер залилась слезами. — Не превращай меня в домашнюю работницу, Муртуз… Своими руками я приготовила плов, а едят его другие, не мой муж, не я.

31

31

Шехла-ханум. всегда старалась показать, что относится к зятю с большим уважением. А сегодня она встретила его еще ласковее, чем обычно.

Едва он пообедал, как она завела речь о Мамедхане и принялась просить Мехмана повнимательнее отнестись к делу этого бедняги, не допуская, пока не кончится следствие, никаких лишних разговоров. «Многие стараются оклеветать этого человека. Будь насторожен, Мехман». Но Мехман сердито и бесцеремонно заявил, что ни мать, ни дочь не должны вмешиваться — он просит это запомнить раз и навсегда — в дела прокуратуры. Шехла-ханум обиделась.

— Разве мать не может дать своему сыну совет? Что у меня есть в жизни, кроме единственной дочери, света моих очей, и ее мужа?

— И Зулейха, и вы найдете себе достаточно занятий, кроме прокуратуры, ответил Мехман решительно. — Не пытайтесь вмешиваться — в мои дела, ничего не выйдет… Не вздумайте ходатайствовать за кого-нибудь или кого-нибудь защищать…